По ту сторону октября
Шрифт:
Рита не любила вспоминать детство, это было слишком болезненно. Травмирующие события давали о себе знать и во взрослом возрасте. Когда случались стрессовые ситуации, её накрывала депрессия, слышались голоса или снились странные сны. Обычно она шла к участковому психиатру и выписывала лекарства, после приёма которых жизнь вливалась в прежнее русло. Но сейчас она не дома, поэтому надо вытаскивать себя из эмоционального болота своими силами.
Она забежала в супермаркет и купила коту вкусняшку, решив ещё раз попробовать его приручить. Реклама на упаковке обещала буйство вкуса,
В квартире стоял полумрак и Рита сразу же зажгла везде свет. Так было спокойней. Её не покидала тревога после обнаружения потайного хода.
Первым делом она проверила кладовку. Дверь так и осталась закрытой и по-прежнему была заслонена комодом. Ну одной проблемой меньше.
Кот нашёлся спящим на шкафу в прихожей. Лениво поднял морду в ответ на Ритино “кис-кис”, но когда она зашуршала пакетиком с кормом, глаза его зажглись и он торопливо побежал к своей миске на кухню.
– Ты, оказывается, не такой уж и вредина, – она усмехнулась, накладывая в миску коричневое желе, совсем не похожее на аппетитные кусочки с этикетки. Кот ластился, потираясь о ногу и распушив серый хвост.
Рита вышла с кухни и отправилась наводить красоту, затем, не торопясь, выпила чай – вчера он её отлично успокоил. Через некоторое время она уже лежала в кровати с книжкой в руках. Кот больше не игнорировал ее, прилёг на пледе, который был сложен в кресле. Свет всё также горел во всей квартире – Рита пока не могла пересилить свой страх.
Глаза наливались тяжестью. Едва она успела прочитать страницу, книга выпала из пальцев. Рита закрыла глаза и провалилась в беспокойный сон.
***
Сын чертил на полу пентаграмму. Каждую линию сверял по схеме. Он, как и мать, давно увлёкся эзотерикой и магией и, если раньше просто проявлял интерес, то теперь, повзрослев, стал непосредственным участником ритуалов.
Мадам Беро утверждала, что эти чертежи – точная копия из утраченных текстов Соломона. Она купила их, отдав перстень с рубином, и надеялась, что вложение оправдает себя. Сложно сказать, правда это или ложь, но ситуация сложилась критичная, голод подстёгивал и склонял к рискованным решениям.
Она ещё раз пробежала глазами текст – ошибиться нельзя, ритуал должен быть проведён идеально. Ей необходимо вызвать дух мужа и задать вопросы о сбережениях и драгоценностях. Она была уверена, что, убегая из своего имения, он спрятал часть семейных ценностей где-то на территории. Эта информация не должна была попасть к чужим, поэтому тут, в тайной комнате глубоко под домом, собрались только близкие: нянька, которая держала курильницу и следила, чтобы не потух огонь в лампадах, расставленных на лучах пентаграммы, и сын, помогающий с чертежами.
Линии были чёткими, несмотря на неровный каменный пол. Она взяла книгу и сверила каждый штрих. Кивнула сыну, одобряя. Можно приступать. Зачитать обращение к миру мёртвых и призвать нужную душу. На пожелтевшем, мятом листе аккуратной рукой были выведены латинские буквы. Кое-где чернила размыло, но слова угадывались по контексту, эхом разлетаясь
Заклятие прочитано. Ничего не происходит. В комнате повисла тишина. Слышно только сиплое напряжённое дыхание няньки. Может, что-то пропустила или прочла не так. Ожидание затягивается. Может, стоит прочитать ещё раз? Но только она собирается начать заново, как чувствует, что в комнате нарастает напряжение, волоски на руках становятся дыбом и пахнет грозой. Яркая голубая вспышка прорезает мглу помещения, стирая краски. За ней невидимая ударная волна раскидывает все лампады и взрывается красным фейерверком, достигая несчастной няньки. Та стояла ближе всех. Лишь красные ошмётки летят в разные стороны. Сына, стоящего в проходе, тряпичной куклой отшвыривает во тьму. Она тоже взлетает в воздух, грудь разрывается от боли, но её подхватывает синее свечение и заполняет собой весь мир.
***
Риту разбудил шум. Она приподнялась, пытаясь понять, что происходит. Сон был таким явным. Кажется, что он продолжал историю прошлой ночи. Никогда такого ещё не случалось. Она была в испарине, в груди ворочалась тупая, затихающая боль. Да что происходит? Рита посмотрела в телефон. Часы показывали полтретьего ночи. Было слышно, как льётся вода и кто-то гремит посудой.
“Наверное, Антонина Семеновна вернулась. Хотя, нет, – Рита тут же одёрнула себя, – ночью? А вдруг что-то случилось?”
Она встала и босиком пошла на звук. Свет был выключен, лишь на кухне горело бра. Жёлтый свет выплёскивался, разбавляя черноту коридора. Она шла на цыпочках, осторожно ступая на дощатый пол, старалась не шуметь, при этом сама не могла себе ответить, почему. Проходя мимо кладовки, отметила, что комод больше не загораживает дверь, его поставили на место. Странно, как она не услышала, наверняка был жуткий грохот.
Пальцы ног аккуратно ступали по дереву, но, несмотря на старания, старые половицы поскрипывали от тяжести. Сердце гулко билось, но страшно почему-то не было. Может, это сон?
Она уже почти дошла до кухни, осталось выйти на свет, но Рита остановилась и облокотилась на косяк двери. Стараясь остаться невидимой, медленно выглянула.
За столом напротив входа сидел мужчина. Обычный. Лет семидесяти. Жидкие седые волосы зачёсаны на лысую макушку. Синяя трикотажная тенниска в белую полоску, серые брюки.
Он заметил её.
– Маргарита! Ты встала! Извини, разбудил тебя, старый негодяй, – мужчина приподнялся, оказавшись маленького роста. Он не внушал опасений, но сердце Риты подпрыгнуло и сжалось.
– А вы кто? – растерянно спросила она.
– Я? – он ткнул себе в грудь сухим костлявым пальцем, – брат Антонины Семёновны, Владимир.
– Но… но она говорила, что одинока, меня вот пригласила пожить – пролепетала Рита.
– Да мы редко видимся. Я уезжал к сыну, он у меня в Гамбурге живёт, – он отодвинул стул рядом с собой, – так что формально она тебе не соврала.
Рита медленно присела.
– И что мне теперь, – она заморгала, пытаясь справиться с недоумением, в груди нарастало чувство тревоги, не давая ей расслабиться, – съезжать?