По ту сторону сновидения. Технология трансформации
Шрифт:
Перцептивный мир, данный нашему осознанию с помощью внутреннего диалога тоналя — это мир фигур. В нем нет места для фона, несмотря на то, что в фундаментальной паре «фигура — фон» ни при каких условиях восприятия невозможно оторвать одно от другого. Отсюда и происходит однобокость, ущербность всего воспринимаемого с участием внутреннего диалога. Фон не может не существовать, но он напрочь выведен из области осознаваемого.
По мере углубления остановки внутреннего диалога дистанция между наблюдателем и автоматическим потоком привычных интерпретаций неуклонно возрастает. Структуры и связи, смыслы и
Сначала начинают преображаться внешние «объекты», и следом за ними почти мгновенно преображение касается самого субъекта восприятия. Попытаюсь объяснить этот процесс.
Скажем, перед нами птица, сидящая на ветке дерева. За деревом стоит дом, над которым по небу ползут облака. И все это освещено лучами заходящего солнца. Когда мы воспринимаем эту картину на фоне активного внутреннего диалога, мы видим только совокупность элементов. Мы исполнены рациональности и точно знаем, как относятся друг к другу объекты, находящиеся в зрительном поле, где расположены их границы относительно друг друга, какие отношения между представленными объектами возможны, а какие нет. Мы знаем, что птица может в любой момент улететь, дерево может быть сломано или срублено, и только безумцу может прийти в голову мысль, что положение солнца на небе, скорость движения облаков или то, что происходит за окнами дома, каким-то образом привязаны к поведению птицы. Это и есть бодрствование — мир частностей, мир общечеловеческого описания. В этом бодрствовании неподвижный наблюдатель, чья единственная деятельность сводится к восприятию, отделен от птицы, дерева, неба и солнца.
Но вот наблюдатель входит в состояние остановки внутреннего диалога и воспринимаемый мир изменяется. Мы уже не знаем, птица перед нами или что-то иное. Пока внутренний диалог остановлен, мы даже не можем вспомнить о том, что это «прежде было птицей». То же касается дерева и его качающихся веток, дома, неба и солнца. Они более не имеют имен, а вместе с потерей имени эти «бывшие» объекты утрачивают определенность формы, функции и связей с другими объектами. Все воспринимаемое становится единым узором бытия без начала и конца. И вслед за этим наблюдатель также теряет определенность.
Он больше не имеет тела, формы, субстанции. В состоянии глубокой остановки внутреннего диалога наблюдатель не может обладать локальностью и больше не знает, «откуда» он смотрит на мир. Да и что это за мир? Он не похож на мир бодрствования, потому что всякая фигура произвольна. Здесь птица может быть частью дерева, а дом — частью неба, здесь солнце «извергает себя» бегущими облаками, а облака «тянут» к себе дерево, которое стряхивает с себя птицу, как высохший лист. При этом наблюдатель находится везде и одновременно нигде.
Мир абсолютного произвола восприятия. Мир не бодрствования, а сновидения. При этом он нисколько не напоминает галлюцинацию или фантазию, напротив — он весь пропитан реальностью существования.
Восприятие такого рода захватывает, поскольку в нем мерещится дыхание Бесконечности и абсолютной Свободы. И все же оно непрактично. Наблюдатель не в состоянии использовать свободу от описания для самотрансформации, если нет никакого русла, никакого канала, схемы или структуры движения энергии. Следовательно, надо вернуть вниманию его структурирующую функцию.
«Мир абсолютного произвола», неразличимости фигурым. фона — это, строго говоря, продукт
Нагуалистская дисциплина по усилению осознания, где целью является Трансформация существа, а не его устранение из жизненного потока, не культивирует тотальное неделание. «Магическая» работа практика — это такое управление вниманием и восприятием, когда два основных психоэнергетических статуса субъекта (делание и неделание) используются попеременно.
Манипуляции вниманием подобны ритмическому сокращению и растяжению мышц, благодаря чему живой организм осуществляет перемещение в пространстве. Каждое неделание становится погружением в сновидческий фон с неисчерпаемыми возможностями для перцептивной и энергетической перестройки сознающего существа. Каждое последующее делание становится актом выбора одной из открывшихся в неделании возможностей, закреплении ее в способе восприятия, в качестве энергообмена и в соответствующей метаморфозе всего энергетического тела.
После каждого возвращения в мир первого внимания, где всем управляет общечеловеческое делание, мы немного изменяемся, потому что вовлекаем в свой психоэнергетический объем еще одну часть бесконечного поля больших эманации Вселенной. Так и происходит Трансформация человека — слой за слоем, шаг за шагом. Энергетическая Реальность проступает в повседневном восприятии все отчетливее и ярче — сначала через смутные ощущения, через объем и перспективу, затем через необычные формы чувствительности, прежде демонстрировавшие себя только во внимании сновидения и во втором внимании, и наконец — через всплески прямого видения.
Энергетическое использование перцептивных модусов делания и неделания обозначает на практике непрерывную тренировку в концентрации и деконцентрации внимания. И бодрствование, и сон в равной мере становятся тренировочной площадкой для данной работы. Сталкинг и безупречность при этом являются абсолютно необходимыми источниками силы для гармоничного смещения точки сборки и поддержания психоэнергетического равновесия. (Поскольку, как я неоднократно отмечал в предыдущих книгах, произвольное управление вниманием требует преодоления эмоциональной и умственной вовлеченности в мир человеческого описания.)
Первым следствием такой практики становится осознанное или «просветленное» бодрствование. В этом состоянии мы практически не вовлечены в семантику описания, в оценки и эмоциональные реакции. Практик выступает в роли незаинтересованного наблюдателя. Воспринимаемое поле становится, скорее, областью перцептивного исследования и эксперимента.
Конечно, это еще не значит, что сновидение становится равноправным элементом картины мира, наблюдаемой наяву. Но его тень, отблеск уже лежит на каждом фрагменте воспринимаемого. Внимание постепенно приобретает черты метавнимания (или внимания, направленного на собственный процесс). Мы созерцаем не столько объекты, сколько совокупность сил, позволяющих объектам возникать в поле восприятия. Именно это обстоятельство создает характерную перспективу.