По ту сторону Стикса
Шрифт:
Ён А все всхлипывала, Джэджун говорил что-то по-корейски. У меня появилось желание убрать барьеры и впустить в себя ее эмоции, чтобы узнать, что такое слезы. Плакал ли я когда-нибудь? Не помню. Своими слезами точно нет. Так, может, поплакать чужими? Вдруг ей от этого станет хоть немного, но легче?
Внезапно кореянка оттолкнула брата и бросилась ко мне. Сквозь слезы, запинаясь и коверкая чужие слова, она начала бормотать:
– Инк, помоги ему, не оставляй. Защити его. Пообещай мне, что он останется живой. Что вы оба будете живы… Скажи мне, что ворота снова откроют… Скажи!
Глядя
– Все будет хорошо, – не знаю, кого убеждала Ён А, себя или меня, – все будет хорошо.
Да, все будет хорошо. Я встретился глазами с Джэджуном и прочитал по его губам беззвучное "спасибо".
Когда до закрытия ворот оставалось совсем немного времени, в толпе мелькнул красный хвост Фрэя и встрепанная голова Пузика: они вдвоем поднимались на дамбу и, кажется, собирались дойти до самого пропускного пункта. Какое-то неоформленное ощущение заставило меня пойти следом, пробираясь сквозь все плотнее смыкавшиеся плечи толпы по эту сторону. Свои боевики молча пропускали меня, обычные, не принадлежавшие банде люди трусливо отходили в сторону, западная группировка провожала подозрительными взглядами и норовила встать поперек. Но несмотря на напряженное настроение, насколько можно было судить, еще нигде не вспыхнуло ни единого конфликта. Закрытие ворот – как событие крайней важности и крайней скорби для резервации – объединяло противоборствующие стороны. И сложно было представить здесь и сейчас воткнутый исподтишка нож или внезапно нанесенный удар.
Я догнал Пузика и Фрэя у самых ворот, в которые нескончаемым потоком проходили люди. Оба кивнули мне довольно сдержанно, увлеченные разговором.
– Что ты собираешься делать? – нетерпеливо спросил мальчишка, поднимая свои огромные и все еще детские глаза на Фрэя. Я поймал ноту тревоги и какой-то бешеный адреналин, как будто он предчувствовал то, что не мог ухватить даже эмпат.
– У тебя есть с собой пистолет?
Глупый вопрос. Когда это у Пузика не было с собой любимой игрушки?
Мальчишка кивнул.
– Давай сюда, – Фрэй протянул руку как человек полностью уверенный, что ему не посмеют отказать.
Не задавая лишних вопросов, Пузик вытянул из-за пазухи харизматичный раритетный кольт Питон и, стараясь сделать это как можно незаметнее, вложил в руку моего друга.
– Еще один, – Фрэй даже не спрашивал, он будто приказывал.
Паренек вытащил из другого потайного кармана последнюю модель ПМ и тоже отдал. К этому моменту нижняя губа у него начала потихоньку подрагивать. Словно его кто-то обидел.
– И патроны.
Из кармана джинсов и отворота высокого ботинка появились два магазина для ПМ. Фрэй не хуже любого сканера еще раз осмотрел мальчишку, передал мне кольт и обойм – чтобы они не занимали ему руки. Я принял, все еще не очень понимая, что здесь происходит.
В свою очередь, мой друг из-под полы куртки достал пухлый пакет и с силой сунул его в руки Пузику, так что парень не мог не взять:
– А теперь иди.
– Куда? Что это? –
– На ту сторону.
– Фрэй!
– Я сказал, иди!
– Я не хочу! Я здесь останусь!
Фрэй толкнул мальчишку в грудь, и тот невольно сделал несколько шагов назад, приближаясь к первой рамке пропускного пункта.
Механический голос из динамиков над воротами закряхтел и заскрежетал, заполняя все пространство неприятными звуками:
– Уважаемые граждане, через десять минут ворота на пропускном пункте будут закрыты до особого распоряжения. Просьба не задерживаться при проходе.
Но никто из нас, казалось, не обратил внимания на это объявление.
– Ты не можешь меня просто выкинуть! Я считал тебя своим другом!
– Откуда тебе знать, что я могу и что нет? – Фрэй медленно поднял руку с ПМ и наставил дуло прямо в лицо парню, нисколько не заботясь, видят это военные у ворот или нет. – И я тебе не друг.
Мальчишка побледнел, отчего глаза на его лице стали черными и еще более огромными. Нижняя губа перестала прыгать, четче выступили скулы, прибавив ему несколько лет. Он попятился:
– Ты не выстрелишь.
Вокруг нас постепенно начало образовываться пустое пространство. Не было ни визга, ни криков. Так уж заведено в резервации: увидел что-то – молчи, а то и на твою долю может достаться.
– Пузик, посмотри мне в глаза. Если бы я не мог выстрелить, я бы не стал поднимать пистолета. А теперь разворачивайся и иди.
Парень вздрогнул и развернулся, но затем снова оглянулся через плечо, как бы не в силах поверить, что с ним так поступают.
– Пошел, я сказал! И больше чтобы я тебя здесь не видел!
Черты мальчишки исказились, складываясь в какой-то полузвериный оскал. Такое выражение лица было у Пузика, когда мы его нашли на набережной. Он не отвечал ни на один вопрос – только скалился. Фрэю понадобилось столько времени и терпения, чтобы стереть это с его лица. Ради чего? Чтобы спустя несколько лет оно снова туда вернулось по нашей вине?
Парень развернулся и побежал к первой рамке, не оглядываясь. Только когда он прошел сквозь нее, Фрэй, наконец, опустил пистолет и выдохнул, как человек только что закончивший тяжелое, но крайне важное дело.
– Он меня не простит.
– Неправда. Он поймет, когда немного остынет.
– Ты это почувствовал или просто пытаешься меня успокоить?
Я промолчал. Ни то и ни другое. Просто я хочу верить, что он поймет.
Над Стиксом пролетел уже родной нам всем гудок. Только на этот раз показалось, что он был длиннее и протяжнее, чем обычно. Я видел, как захлопнулись ворота, как построились, а затем строем вышли со своего поста военные, и последний из них заблокировал вертушки. Теперь в резервации остался только специальный отряд, призванный поддерживать порядок в зоне. Комендант и полиция эвакуированы. Продовольствие и товары первой необходимости начнут поставлять при особом режиме. Чрезвычайное положение, пока ситуация в резервации не будет признана стабилизировавшейся. То есть, возможно, навсегда.