По ту сторону тени
Шрифт:
— Какая жестокость! Намекнуть мужчине, какие чудеса способна творить в спальне жрица любви, а потом в течение четырнадцати лет отказывать ему в радости насладиться своими талантами!
— Говоришь, четырнадцать лет?
— Да, четырнадцать долгих лет.
— Гм, четырнадцать лет — большой срок, — заметила Мамочка К., невольно смягчаясь.
Пиккун подошел ближе.
Мамочка К. ускользнула от объятий Пиккуна, быстро открыла дверь и столкнулась нос к носу с шустрой дамой знатного происхождения, которая ждала своей очереди в передней.
— Осторожнее, милая. Думаю, сегодня он хочет начать разговор
Дама застыла на месте, открыв от удивления рот.
— Ах, Гвиневера, как жестоко с твоей стороны! — смущенно закашлялся мастер Пиккун.
41
Дженин в течение нескольких дней пыталась решить судьбу жен и наложниц Гэрота Урсуула. Дориан ждал ее решения в отделанных черным камнем залах, которые словно становились светлее, когда туда приходила Дженин. После того как Дориан задал роковой вопрос, даже ее лучезарная красота не могла развеять надвигающийся мрак.
— Любимая, — ласково сказал Дориан, — сегодня нам нужно все решить.
— Частица моей души ненавидит тебя за то, что ты заставляешь принимать решение, но ведь в этом и заключается долг королевы. Ты мудр, мой господин. Если бы ты решил за меня, то лишился бы моего доверия.
Дориан тяжело вздохнул. Когда Дженин заговорила о ненависти, у него едва не остановилось сердце. В течение многих столетий тела всех королей-богов предавали огню вместе с женами и наложницами, за исключением нескольких женщин, которых новый король-бог пожелал взять себе. Если Дориан сдержит первое обещание, данное Дженин, всем женщинам в гареме придется, добровольно или силой, взойти на погребальный костер Гэрота Урсуула ради сомнительного удовольствия навеки остаться его рабынями. Можно принять другое решение и взять всех женщин себе, что халидорцы расценят как эгоизм и неуважение к покойному, но от короля-бога никто и не ждет бескорыстия и самоотверженности.
Есть, конечно, и третий путь. Дориан может запретить обычай сожжения живых людей на погребальных кострах. Через несколько лет именно так он и намеревался поступить. А его уже и сейчас считают бесхарактерным южанином. Вюрдмайстеры — настоящие акулы, и его милосердие приведет к многочисленным заговорам и покушениям на жизнь нового повелителя. А что бы посоветовал Солон? Дориан тут же отбросил эту мысль в сторону. Солон, разумеется, посоветовал бы бежать подальше от Халидора.
— Видишь ли, если мы хотим изменить отношение к супружеству в этой стране, вполне целесообразно позволить этим женщинам умереть, а потом все начать с чистого листа.
— Значит, нужно погубить восемьдесят шесть женщин, чтобы доказать, какой бесценной является их жизнь?
Дориан ничего не ответил и предложил Дженин руку, на которую она оперлась. Они вместе направились в покои Дориана.
— Не знаю, как сделать выбор менее жестоким.
— Сомневаюсь в правильности своего решения, мой господин.
Дженин всегда называет его «мой господин». Разумеется, называть его Дорианом она не может. «Ваше величество» звучит слишком официально, а о «вашем святейшестве» не может быть и речи. Она также прекрасно знает, что Уонхоуп означает «отчаяние». Нельзя же называть жениха Отчаянием.
— У этих девушек все идет не так, как нужно с самого начала. Ты знаешь, что их забирают из семей в девятилетнем
— Думаешь, кто-то из них выберет смерть?
— Я слышала, как женщины рассказывали о ночах, проведенных с Гэротом Урсуулом, после которых на их телах остались глубокие шрамы. И знаешь, они ими гордятся. Они действительно считают твоего отца божеством, и некоторые хотят служить ему вечно.
Дориан чувствовал себя чужестранцем в собственной стране. Он не сказал ни слова, когда они с Дженин проходили мимо группы этелингов, которые собрались в приемной. Они пали ниц перед новым властелином. У двери в покои Дориан остановился и обратился к Дженин:
— Дженин, клянусь, все эти женщины только будут считаться моими наложницами; ни одна из них не станет делить со мной ложе.
Девушка приложила палец к его губам.
— Ничего не обещай, любовь моя. Не клянись в том, над чем не властен.
У Дориана вдруг возникло чувство, что все это уже было с ним раньше. Прошлой ночью он видел такой сон, но забыл его и вспомнил только сейчас. Во сне присутствовал запах… нет, смрадное зловоние… Что же это такое?
— По крайней мере, я умею властвовать собой, моя королева.
Девушка грустно улыбнулась. Для своих лет Дженин отличалась удивительной мудростью.
— Я не стану требовать выполнения клятвы.
— Я и так ее сдержу.
Дженин крепко сжала ему руку, а в следующее мгновение в нос ударил вир. Дориан повернулся к этелингам, которые все еще лежали ничком на полу, но опоздал. Два безусых юнца, совсем дети, встали на ноги и выпустили пару зеленых огненных шаров, которые полетели прямо на Дориана и Дженин. Расстояние между ними составляло не более пяти шагов.
Дориан наблюдал за шарами, чувствуя свое бессилие. Вот сейчас зеленые пульсары врежутся в них и разорвут на части. Он потянулся за виром, но времени собрать защиту воедино не оставалось. Вдруг Дориан почувствовал присутствие вира. Он уже здесь, готов действовать и защитить их с Дженин. Вот сейчас вир вырвется снизу и нанесет удар. Ему нужно только получить согласие хозяина.
«Да».
Зеленые снаряды приблизились на расстояние ладони, и в этот момент стал пульсировать вир. Шары изменили направление и, описав дугу за спиной у Дориана и прижавшейся к нему Дженин, понеслись назад к этелингам. Послышался звук, как будто кто-то разбил яйцо, за которым последовало шипение, как при жарке мяса. Пульсары врезались этелингам в лоб и, раскроив черепа, стали выжигать мозг. Из круглых отверстий во лбу повалил дым, и оба этелинга замертво упали на землю.