По ту сторону вселенной
Шрифт:
— Вот уж вы от скромности не умрете!
— Ну и не умру, — хмыкнул Горн. — Ишь, чего захотел! Возьму и проживу еще три века. Инта говорит, что облучение волнами Беслера на фоне остаточной радиации — настоящий эликсир жизни. Понял? Может, мы вообще бессмертными станем!
— Насмотрелся я на бессмертных, — поежился Кей. — С тоски умрешь от такого бессмертия!
— А что, «призраки» хорошие ребята. Но я не о них. Я о том, чтобы жить, пока не надоест, наслаждаться жизнью. Чувствовать ток крови, напряжение мускулов, голод и жажду. А наголодавшись, есть с наслаждением, утолять
— Вы словно заново родились.
— Так и есть. Силища во мне колоссальная. Бродит, выхода ищет. Вот пристыкуем последние станции, переберусь на Гему окончательно. Теперь радиация не страшна.
— Любопытно все-таки: радиация и беслеровы волны… Два минуса, а вместе дают плюс.
— Нейтрализуют друг друга.
— И не просто нейтрализуют. Корлис говорит…
— Ишь ты, Корлис! Авторитет?
— Бесспорный.
— А помнишь, как ты о нем…
— Помню. Глупый был. Но с тех пор поумнел.
— Это точно.
— А что вы на Геме собираетесь делать, — перевел разговор Кей, — «призраков» теснить?
— На что мне их преисподняя? — пророкотал Горн. — На поверхности места ой-ой-ой сколько! Осваивать да осваивать. Буду готовить новую Базу.
— В одиночку?
— Я бы уже сейчас начал переселение на Гему. Сначала добровольцев, потом…
Только наш Совет не соглашается, там ведь Лоор заправляет. Говорят, нужно убедиться в том, что радиация, действительно, не опасна.
— Может, и в самом деле нужно убедиться?
— А что убеждаться? Сколько времени мы провели на Геме, и ничего, а?
Спасибо беслеровым волнам!
— Месяцы еще не годы…
— Малыш у тебя растет? — перебил Торн.
— Ну, растет.
— Притом нормальный, здоровенький. Никаких генетических сдвигов. Карапуз что надо…
Взгляд Кея потеплел.
— Это верно. Мальчишка славный, Инта в нем души не чает.
— А ты?
— Плохой из меня отец. Дома почти не бываю. А появлюсь и сам себе не верю: неужели ото мой сын? На руки его взять боюсь: вдруг раздавлю…
— Ты и чего-то боишься? — хохотал Горн.
— Угу. Инта надо мной смеется. Мол, какой же ты космокурьер? Разве космокурьеры бывают трусливыми? Я нахмурюсь, сделаю вид, что рассердился, а она мне: «Не гневайся, муженек, пошутила я. Ты у меня самый смелый, самый мужественный…» Вот я и растаю, схвачу ее в охапку и…
— Перестань, дружище! Не то от зависти помру.
— А как же бессмертие?
— Нет, серьезно, — вздохнув, сказал Горн. — У меня к тебе страшно завистливое чувство. И радуюсь за тебя, и завидую. Внутри червячок шевелится: дескать, и ты бы мог, старый бродяга!
— Конечно, могли бы, — сочувственно подтвердил Кей.
— Не до того было. Сколько себя помню, мотаюсь в космосе, и хорошо бы в дальнем, а то от Базы к станциям, от станций к Базе. Как маятник: туда-сюда, туда-сюда. А часишки-то и впрямь тик-тик…
— Одной мы природы! Я о женщинах и не думал, а если и думал, то…
— С неприязнью?
— Скорее, с раздражением: путаются, мол, под ногами… Ну и зол я был на вас за Инту! Поначалу она, знаете, где у меня сидела? Смешно вспомнить! А потом смотрю:
— Да уж, дружище! Ты всегда был везунчиком, — проворчал Горн. — А помнишь, как при подлете к двадцать девятой у тебя…
Он не успел договорить. Корабль вздрогнул, и тотчас на сигнальной матрице вспыхнуло созвездие тревожных огней. Погас свет, и багряный отблеск лег на лица космолетчиков.
— Этого еще не хватало! — крикнул Кей. — Отказ сразу шести систем!
Его руки замелькали над рычажками и сенсорами пульта, но все было напрасно: корабль падал на Гему. 10. Космополис Корлису пришлось надолго проститься с научной деятельностью. Его место за телескопом занял молодой ученый Тис. Абрис — Рон — Корлис — Тис — эстафета тех, кто на протяжении столетия обновлял мозаику панорам Гемы.
«Насколько же Тису легче, чем было мне, — думал Корлис. — Его не охватывает чувство обреченности от вида истерзанной планеты. Ведь теперь известно, что за внешними признаками запустения скрываются и разум, и столь необходимые орбитянам ресурсы, не говоря уже о самом ценном — знаниях…» Корлис, сколько мог, отказывался от поста главного диспетчера Базы, но Горн и Кей убедили его, да и всех остальных, что опыт, приобретенный им на Геме, даст ему обоснованное право занять этот, в высшей степени ответственный пост. Главный диспетчер был, в сущности, координатором всех взаимосвязей Базы со станциями. Сейчас, когда запасы энергола пополнились благодаря регулярным челночным рейсам на Гему, стало не только возможным, но и жизненно необходимым продолжить процесс состыковки: на орбитах оставалось немало станций. Роль диспетчера в этих условиях еще более возросла.
В душе Корлис считал себя никудышным администратором и вовсе не гордился своим поведением на Геме. Более того, готов был признать собственный провал: ведь как научный руководитель он не сумел проявить себя, успех экспедиции и все сделанные ими открытия — заслуга Кея.
Но все же Корлис не мог не признать, что в вопросе о кандидатуре главного диспетчера альтернативы не было. Космокурьеров заменить некем. А вот ученый сейчас не так уж и нужен… Да и объективность подсказывала, что в экспедиции он приобрел новые, не присущие ему ранее, качества.
— Сейчас я бы пошел с вами в любое пекло, — сказал ему Кей сразу же по возвращении на Базу. — Только боюсь, что летать вместе нам уже не придется.
— Почему? — изумился Корлис.
— Вы не космолетчик и не сможете подменить меня в управлении кораблем. А в остальном… Пока еще нас слишком мало, чтобы браться вдвоем за то, что может сделать один. Не расстраивайтесь, вам предстоят большие дела.
Поистине большие!
В словах Кея не было подвоха. Они прозвучали как признание равенства, и пусть сам планетолог сознавал, что это далеко не так, он на миг преисполнился гордости, но потом ему стало грустно. Подумалось, что дни, проведенные с Интой и Кеем на негостеприимной Геме, при всем их драматизме, возможно, останутся лучшими в жизни.