По ту сторону
Шрифт:
– То есть как? – я повернулась к старику своим правым глазом и внимательно уставилась на него.
– А так… Подруга твоя прислала вместо себя парня. Он и сидел, но за окошком ее наблюдал. Может она ему знак какой сделать должна была, что ты пришла.
– Значит, когда я вошла в квартиру и показалась в окошке, они и вернулись?
– Думаю, что нет. Думаю… они вернулись за тем, за чем побежала туда ты…
– А зачем же они стукнули меня?
– А что с тобою в квартире разговаривать что ль? Один из них увидел тебя в окне и сообщил второму, что в квартире кто-то появился, а тот в это время
Мне стало смешно. Я села рядом с этими бродягами и стала хохотать.
– Это у нее от шока.
– Гордыня уходит.
– С тупостью.
Затылок ломило, но я не могла остановится. Началась икота. Архиповна протянула мне воду.
– На уж глотни, а то так и будешь в истерике биться.
Я прижала свои пересохшие губы к грязному горлышку бутылки, из которого пили уже все эти ребята. Хотя нет, они пили пиво.
– А вы-то откуда все знаете? – наконец оторвалась от бутылки я и смогла задать назревший вопрос.
– Ты задаешь вопрос и отвечаешь.
– Нет, я не отвечаю, я хочу услышать ответ ваш.
– Нет, деточка. У тебя уже готов ответ, как и у многих, кто так любит задавать вопросы.
– А сама как думаешь?
– Вы смотрели за посетителями?
– Мы смотрим и видим. Знаешь, в моем детстве, учитель по истории всегда шутил, когда ученик отвечал невпопад. «Какого цвета яблоко? Круглое». Вот так и у тебя. Ты задаешь вопрос, и у тебя уже готов ответ, который не соотноситься ни с реальностью, ни с действительностью, ни с объектом, за которым ты наблюдаешь.
Настроения менялись внезапно. Я заплакала. До меня вдруг дошло, что бандиты могли узнать меня, что я могла оказаться в китайской западне, когда охотник сам становится добычей.
– Я могла потерять шапочку, – всхлипывала я. – Я могла потерять шапочку… Волосы… Они сразу узнали бы меня по волосам….
Архиповна снова протянула мне бутылку акваминерале. Захлебываясь теперь уже от рыданий и слез, я сделала несколько глотков.
– Ничего, это все пройдет.
– Куда пройдет? Вы только посмотрите на меня! Я сдернула шапочку. Светло-русые волосы рассыпались по плечам.
– Да что ты мне показываешь! Я тебя еще с двумя глазами запомнил.
Я снова вздрогнула.
– У меня больше ничего нет! Нет красоты! Нет глаза! Нет надежды! Нет места в жизни, на которое я рассчитывала! И самой жизни тоже нет, потому что я боюсь ходить по улицам, боюсь, что меня убьют.
– Вон как в за телефонами побежала в подъезд, где тебя только чуть не убили!
Я остолбенело смотрела на седого бомжа.
– А ведь правда! Почему я даже забыла о страхе.
– Потому что месть движет тобой сейчас.
– Да нет же! Нет во мне злобы и мести. Я просто хочу сама жить. А как мне жить? В норе сидеть?
– А к матери уехать?
– А вдруг он и там меня найдет?
– Кто?
– Я не знаю. Если бы я знала.
На мгновения я удивилась, что они чего-то обо мне не знают. За несколько минут разговора я привыкла, что для них не существует вопросов. Состояние истерики усиливало иррациональность происходящего. Жаловаться бомжам на жизнь! Я поняла, что мне точно пора уходить.
– Да, иди, иди. Хватит тебе на сегодня. А то ты с нами с ума сойдешь.
Я
– Не стоит только идти к тому, кто тебя уже однажды бросил! – Архиповна крикнула мне вслед.
Не задумываясь больше о словах и их смыслах, я шла молча, снова натянув шапочку как можно ниже на глаза. Дворами и переулками я поравнялась с домом, в котором так спокойно жила я все это время. Я подняла голову и посмотрела на свои окна. Так захотелось хоть на секундочку войти домой, взять хотя бы одежду. Я перешла на другую сторону дороги, чтобы не поддаться соблазну. Вон они, мои окна, на четвертом этаже. Сердце екнуло от неприятного воспоминания. Кто-то сегодня точно так же наблюдал за мной, когда я ходила по квартире Насти. Я резко опустила голову и чуть не попала под поезд, который молча приближался к станции. Поднявшись снова от железной дороги по насыпи, я остановилась, пропуская поезд. Покосившись на подъезд, в который когда-то возвращалась после института, я увидела Алешу. Мой Алеша выходил из моего подъезда! Он приехал и искал меня! Он любит и беспокоится обо мне. Чувство утраченного счастья, лопнувшего будущего и мечты заставило меня поспешно отвернуться. Он любит… Но он не знает, что стало со мной. К чему звонить и что-то объяснять, когда и так ясно – жена с одним глазом ему вряд ли нужна. Он достоин лучшего. Обиженные и оскорбленные – вспомнила я бомжей. Да, именно так! К чему получать лишнюю обиду и оскорбление отказом, сморщенным в ужасе лицом, возгласом – что с тобой стало!
Я вошла в заводскую больницу, в том же самом грязном прикиде, что сделала мне врачиха. Главный врач ждал меня у двери в палату.
– Вот что, дорогуша, правила установлены не вами. Не хотите лечиться – скатертью дорога.
– Да, спасибо, я ухожу. Я щас… только, не знаю… ухожу я… да… конечно.
– Вы что же хотите, думаете, что сами справитесь? Есть милиция, есть те, кто должны это делать. Вы показали уже ваш затылок?
Я уставилась на него, ничего не понимая.
– Какой затылок?
– По которому вам опять дали, а вам все мало, я погляжу.
– А что я, по вашему, попала в дерьмо – так сиди и не рыпайся?!
– А ты хочешь ворота открыть? Думаешь, беда пришла?
– А что ж мне и чирикнуть нельзя?
– Лучше у воробья в клюве, чем у коровы в заднице!
– Да ваш воробей меня чуть не сглотнул!
– А по моему это ты кому-то что-то откусила.
Он вдруг рассмеялся. Его смех прозвучал неожиданно среди нашей перепалки. Он был маленький тщедушный человек, без волос, без усов. Халат болтался на нем, как на вешалке. Руки были костлявые и жилистые. Обручальное кольцо он не носил, хотя по больнице носились его внуки.
– Максим Павлович, я все понимаю, я ухожу. Сегодня же.
– Интересно только куда? К Архиповне с Андреичем?
– Это они вам сказали про сегодняшнее?
– В медицине свои секреты. Не мне тебе объяснять. Это военная больница, военный завод вот тут, рядом, за стеной, ты что же, милая, ты будешь тут в шпионов играть, эркюля пуаро из себя выебы…, – он замолчал, и растерянно посмотрел анна меня.
– Я – белоруска. Это вы, москали ушли от всех, кто на вас нападал, а мы не привыкли умирать, не попытавшись выжить.