По ту сторону
Шрифт:
Я замолчала. Следователь усердно писал мои слова. Мой глаз устал смотреть, и я закрыла его. Как жаль, что нельзя подключить другого к мозгу и показать ему все, что ты видела, и что пришлось пережить. Если б он почувствовал мою боль, он не стал бы сомневаться в моих словах, а тут же отправился бы… А куда бы он отправился бы?
– Как вам удалось так сразу понять, где именно вы находитесь? – Потапенко даже глаза под очками прищурил.
– Я и определила не сразу, и потом, когда поняла, что я выпущена одна, а не к крокодилам, – попыталась я пошутить,
– Где все это находилось? Ну, место… где вас мучили… где оно находилось? Вы можете дать какую-нибудь привязку к местности?
Похоже, что он тоже читает мои мысли.
– Нет… Вы же понимаете, что я была без сознания и по дороге сюда и по дороге туда. Но… судя по интерьеру – это была дача.
– Почему вы так решили?
– Не могу сейчас сказать. В лицо мне светили прожектора. Это мое ощущение. Надо подумать, почему.
– Что за прожектора?
– Ну я же говорю, что стояла камера. Вокруг стояли светильники. Знаете, такие кинематографические. Ватт по 500.
Следователь вдруг встал. Я схватила его за руку. У него вылетел блокнот и, зашуршав, упал на пол.
– Вы защитите меня? – мой глаз от напряжения заслезился. Острое ощущение опасности навалилось на меня вдруг, задавив и засыпав толстым слоем мысли о бессмысленности моего дальнейшего существования в качестве красотки-инвалида.
– От кого?
– Как вы не понимаете. Если они узнают, что я жива, они придут добить меня.
– Вы все равно ничего не видели.
Следователь наклонился и стал искать свой блокнот на полу.
– Послушайте, вы успокойтесь, отдохните. Я приду через пару дней. Может, вы вспомните что-то еще. И тогда обо всем договоримся.
Он пошел к двери. Было совершенно очевидно, что тут мне не помогут. Но ощущение безнадежности и кончености жизни почему-то исчезло. Поддавшись порыву, я делала и говорила то, что хотела, я была самой собой впервые в жизни, не скрывая своих чувств и страхов, своих оценок и ощущений. Что ж, возможно это и сможет стать новым ключиком, что заведет спираль моего движения.
Глава 3
Марины не было. Ересин звонил ей несколько дней подряд. Скоро выходные. Алексей собирался поехать в охотничий домик, провести спокойные два дня, без телефонных звонков, без разговоров с друзьями и по делу, без телевизора. Так повелось уже давно. Каждую пятницу, в ночь – хоть чучелом, хоть тушкой – он ехал в лес, на водоем, к костру… Чем ближе подходили выходные, тем отчетливее проступала привычка. Прочь, прочь из города – пульсировало у него в голове, – подальше отсюда и… забыться, лежать и смотреть на звезды, на огонь… Утром в пятницу он начинал говорить о душе. К этому привыкли его родные.
– Гонка сплошная, – жаловался он с 8 утра. – Примечательно ведь что, – нет времени о душе подумать!
О!!! Хочу водки, – мечтал он уже в середине дня. – Много… Потом опохмел неправильный… и 3 дня провисеть…
– Бабуль, я завезу к тебе Мартына?
– С ума сошел? – слышался на том конце дребезжащий
– Бабуль, ты же знаешь, как я тебя люблю… Бабуль, он лапку повредил. Я к тебе его от скотского хирурга привезу. Попрошу, чтобы дал для вас обоих успокаивающее…
С шутками и прибаутками он шел по жизни легко, играючи.
Надо чисто забыться кто я и что я… – стучало в голове.
– Лучше сразу яду, – ворчала бабушка, прерывая его мысленные планы на предстоящие три дня. – Он мне тут все стены обдерет. И не проси внучок, не проси. Говорила я тебе – женись. Будет кому кота на выходные оставлять.
– Бабуль – ты единственная моя женщина. Мой кот – только цветочки жрет.
– Рассказывай мне сказки, а лапу где он свою повредил?
– Он горшок с цветком разбил.
– А горшок из венецианского стекла был?
– Какая ты догадливая! Да не волнуйся, ба, я его так накормлю таблетками – спать будет три дня и три ночи, как Алеша Попович.
– Матери вези.
Иногда надо уходить от действительности, – думал Алексей.
Бабушка конечно возьмет кота, но куда делась Марина? Как все по-дурацки сегодня, кот поранил лапу, девушка исчезла.
– Может это и к лучшему, я смогу обидеться и отменить свадьбу.
– Детей пора заводить, – снова завела свое бабушка.
– Баааа, – протянул Ересин, – Ну зачем тебе столько шизокрылых ангелов? А мне так не хватает любви и ласки.
– Кота не возьму, – отрезала бабушка и положила трубку.
Три дня прошли так, как и было запланировано. Он съездил туда. Посидел с удочкой. Выпил коньяка. Развел вечером костер, пожарил рыбу. Но все это было теперь не то. Беспокойство незаметно овладело им. Скромная, простая девушка из-под Минска, красивая и без заморочек, студентка-биолог, заняла нишу в его голове, его мыслях, его планах на будущее. Ох уж эти планы на будущее. Он собирался познакомить ее с родителями. Бабушка уже проела ему лысину с нелепым вопросом – не голубой ли он. Куда же она могла деться, даже не предупредив и не позвонив.
Ересин сидел около костра и смотрел на огонь. Меняющиеся языки пламени и струящаяся вода успокаивали и отвлекали. Телевизионное мерцание картинок тоже развлекало, но Ересин не любил телевизор. Он считал его развлечением для обывателей.
Обыватели. Как они его раздражали. Он передернул плечами.
Марина была другой. Хотя… Это было не важно… Она могла терпеть его плохое настроение и никогда не жаловалась на отсутствие внимание, на его молчание, или, что еще больше раздражало его в женщинах, никогда не трещала что-то свое ему на ухо, не лепетала всякую чушь и не требовала ответа на дурацкие женские вопросы. Она не выговаривала его за долгое отсутствие, или несделанный звонок. Он появлялся, и она была рада. Без упреков, без сцен. Он подбросил в огонь веток. Выходные пропали. Да нет! Не могла она уйти просто так, после того, как он предложил пожениться. В конце концов, она сама хотела этого. Как впрочем и все женщины.