По весеннему льду
Шрифт:
Потом была привычная толкотня в коридоре. Не находился ролик для чистки одежды, Баронет, из-за которого этот валик был так необходим, мешался под ногами, и на него кричали; потом выяснилось, что сыну в школу нужна записка от родителей, и Тома лихорадочно настрочила своим бисерным с завитушками почерком о пропуске занятий из-за плохого самочувствия.
Наконец хлопнула дверь, и Тома осталась одна. Вернее, с Баронетом. Пёс умильно посмотрел ей в глаза и ткнулся влажным носом в руку.
– Да сейчас. Идём-идём, – пробормотала Тома. – Дай только кофейку глотну. Все бегают как психованные…
Она с сожалением посмотрела в пустую турку, с тёмным густым остатком на дне, вздохнула и достала банку с растворимым кофе. Вооружившись кружкой
«Рождённый по чужому паспорту!» – гласил заголовок. Потом следовал довольно сумбурный рассказ женщины, имя её было изменено, написавшей в редакцию известного издания письмо с ужасающими фактами о своей покойной подруге. Женщина утверждала, что подруга в далёкие девяностые фактически купила ребёнка юной девушки-студентки. Преступление помогла совершить мать студентки, работавшая в родильном доме санитаркой. Написавшая в редакцию объяснила, что при жизни подруги хранила её тайну, тем более, общались они крайне редко, а после её смерти начала испытывать сильные нравственные страдания. При этом связаться с родственниками мальчика напрямую она почему-то боялась. Редакция деловито сообщала, что оба отца, фактический и биологический ознакомлены с письмом. Далее, было напечатано интервью биологического отца мальчика, вполне успешного художника-живописца, который даже не подозревал о существовании сына.
Заканчивалась статья многообещающим – «Подробности встречи мальчика с биологическим отцом смотрите в июньском выпуске программы «Честный разговор!»
Тома поёжилась от упоминания о скандальном шоу (судя по всему, автор письма рассчитывала именно на подобное развитие событий) и словно провалилась в яму памяти, неожиданно, не успев ухватиться за осыпающиеся края реального времени. Она удивительно чётко вспомнила маленькую тесную квартиру родителей, где они с Матвеем жили после рождения сына. Вспомнила, как кормила вечером крошечного Лешку, а по телевизору показывали новости. Лицо молодой черноволосой женщины, лишённое какого-либо выражения… Словно во сне она медленно повернула голову к репортёру, посмотрела на него несколько секунд и отвернулась, не ответив на вопрос. Пожилой мужчина, который просит похитителей вернуть внука. Он трёт щёку, руки с крупными узловатыми венами трясутся. А потом кадры – блочная пятиэтажка, снег, и в снегу женское тело, лицом вниз. Чёрные волосы рассыпались, одна рука вывернута под неестественным углом. Сюжет уже закончился, а Тома так и сидела, прижав к себе заснувшего ребёнка. Там – у матери похитили сына около женской консультации, здесь – фактически продали в роддоме.
Она тогда рассказала Матвею про эту ужасную историю, и он посоветовал ей поменьше смотреть новости, а то молоко пропадёт. Потом она ещё долго ждала каких-то сообщений о похищении, ждала, может, родственникам вернут мальчика. Но больше ничего не услышала, а персонального компьютера в доме тогда ещё не водилось, и всемирная сеть ещё не манила их своими бесконечными возможностями.
Баронет тихонечко заскулил в коридоре, и Тома, очнувшись от воспоминаний, быстро собралась и пошла с собакой на прогулку. Их дом располагался в конце улицы, близко к лесу. Баронет радостно трусил вперёд, помахивая пушистой метёлкой хвоста и обнюхивая, по ходу движения, оставленные собратьями важные послания. Это напоминало собачий утренний просмотр соцсетей. Они подошли к строительным вагончикам, которые кучкой приютились за высоким деревянным забором. В будке около вагончика залаяла собака и тут же выскочила, весело виляя коротеньким хвостом.
– Привет, Волчок, привет, – пробормотала Тома.
Зимой, во время сильных морозов, жители посёлка подкармливали этого смешного рыженького с тёмными пятнами пса, который при приближении к нему скалил мелкие зубы, не переставая салютовать свёрнутым в
На лай собаки дверь вагончика приоткрылась, и появилось приветливое круглое, с осторожной, как пугливое насекомое, улыбкой, лицо сторожа.
– Доброе утро! – усердно закивало лицо.
– Доброе утро, Алим! Не скучаешь без покупателей? Хороший день сегодня! – крикнула Тома.
Алим немедленно появился перед вагончиком целиком.
– Зачем, скучаешь? Покупатель нет, а работа есть! Тепло, главное тепло! У вас только-только, а у нас ещё, когда здесь снег был, миндаль уже цвёл! Ух, красиво! Облака! Розовые!
Лицо Алима, покрытое мелкими морщинками, которые усиливали общее впечатление восточной благожелательности, исходящее от всей его фигуры, погрустнело. Наверное, воспоминание о цветущих облаках миндальных деревьев плохо вязалось с грязным вагончиком и надрывающимся от лая Волчком.
Тома перекинулась ещё парой фраз со скучающим без общения сторожем и двинулась к лесу с тяжёлым чувством, размышляя о том, что справедливости и всеобщего благоденствия человечество, похоже, умеет добиваться только в текстах социальных утопий. Как красиво всё получается на бумаге… А в жизни – войны, революции, хаос. Где он этот Город Солнца, страна Утопия, мир Полудня?
Они вышли на лесную дорожку, и Тома погрузилась в гомон птиц и шум нежно-зелёных весенних деревьев. Лес всегда успокаивал её, дарил силы и помогал дистанцироваться от обычной, деловой, суетной жизни. Словно тонкая решётка из света и ветра опускалась где-то внутри, не пропуская ничего лишнего, сиюминутного. Но сегодня всё было не так. Свет резал глаза. И вдруг ей померещилось, что золотые, похожие на старинные монеты, круглые пятна света падают сверху прямо на неё. Она даже почувствовала удары по плечам и резко отпрянула. Тома поспешила к опушке, отпустила с поводка Баронета, и пёс побежал вынюхивать мышиные норки у подножия старых елей. Тома шла медленно, задумавшись. Что это с ней было? Над шумящими прозрачными верхушками деревьев с гудением пролетел небольшой самолёт: недалеко был маленький аэродром. Построенный во время войны, теперь он служил для развлечения отдыхающих – перелёты на легкомоторных самолётах над лесом, прыжки с парашютом и прочие адреналиновые штучки.
Тома вспомнила, как зимой, в февральской вечерней мгле эти самолёты с красными огнями, летящие очень низко, напоминали ей сказочных драконов со светящимися глазами. Кстати, а почему они летали зимой? Видимость же плохая…
Они прошли лесной тропинкой до другого конца посёлка, потом спустились к мосту через узенькую, но очень быструю речку. Тома постояла, глядя на воду; три гигантских замшелых валуна создавали посередине речушки завихрения, блики солнца вспыхивали в них ослепительными искрами. Около камней распустились островки речных жёлтых цветов, с наклонёнными вниз тяжёлыми чашечками соцветий, они напоминали плотики с людьми, переплывающими бурный поток.
Потом они вышли в поле, совершенно беззащитное в своей открытости небу. Здесь весенний ветер набрал силу и дурманил запахом проснувшейся земли и влажной молодой травы. Баронет стал нарезать круги, припадая носом к земле, где-то там в длинных извилистых ходах перемещались осторожные полевые мыши. На фоне молодой яркой травы пёс казался белоснежным.
По дороге им встретился Дик, худенькая пёстрая, как берёзовое поленце, собака местного охотника. Дик с Баронетом некоторое время радостно бегали друг за другом, при этом небольшой охотничий пёс норовил пожевать уши своего увесистого приятеля. Потом откуда-то издалека послышался протяжный свист, и Дик, постояв минутку в тяжёлых сомнениях, всё-таки убежал к хозяину.