По волчьему следу
Шрифт:
Ни Бари, ни Махигана не выказывали намерения двинуться в путь и целых два часа пролежали рядом, смотря вопросительными, широко открытыми глазами на расстилавшиеся под ними, точно море, лесные пространства. Махигана так же, как и он, искала волчью стаю и не сумела ее найти. Они оба устали, были разочарованы и хотели есть, но оба испытывали какое-то новое, беспокойное и таинственное сознание, что теперь они — друзья. Несколько раз Бари придвигался к Махигане, когда она лежала, греясь на солнышке, тихо скулил ей и касался ее мягкой шерсти мордой, но она не обращала на это внимания. Затем она последовала за ним. Весь день они бродили и отдыхали вместе. Потом настала ночь.
Ночь на этот раз была без луны и без звезд. Серые массы облаков плыли на северо-запад, и, по мере того как сгущалась темнота, ветер все тише и тише шумел в вершинах сосен. Снег стал беззвучно падать тяжелыми, плотными хлопьями. Холодно не было. Было только очень тихо. Так тихо, что Бари и Махигана то и дело
Молодость все это делала новым для Бари и Махиганы; кровь их бушевала; ноги ступали осторожно; уши были напряжены, чтобы уловить малейший шорох в эту первую ночь великого снегопада они чувствовали в себе биение пульса новой жизни. Он руководил ими. Он приглашал их к приключениям в этой таинственной, белой, молчаливой пелене; и, вдохновляемые своей беззаботной юностью и желаниями, они побежали вперед. Снег под их ногами становился все глубже и глубже. В открытых местах они уже угрузали по колено, а он все продолжал и продолжал падать, точно белые облака, настойчиво спускавшиеся с неба.
Было около полуночи, когда они остановились. Чья-то невидимая рука сдернула со звезд и луны скрывавшее их покрывало, и Бари и Махигана долго-долго простояли без движения, глядя со своего высокого места на гребне горного кряжа на расстилавшийся под ними великолепный мир.
Никогда еще ночью они не видели так далеко. Под ними расстилалась долина. Они могли видеть на ней леса, отдельные группы деревьев, которые, точно привидения, вырастали из-под снега, и ручей, еще не замерзший и сверкавший при луне, точно зеркало. К этому-то ручью и направился Бари. Теперь уж он больше не думал о Нипизе и только то и дело повизгивал, спускаясь вниз и останавливаясь на полдороге, чтобы толкнуть мордой Махигану. Ему хотелось кататься по снегу и прыгать вокруг своей спутницы; его так и подмывало залаять или поднять голову кверху и завыть на луну так, как он выл накануне около избушки. Но что-то удерживало его от этого. Быть может, это поведение Махиганы, слишком строптиво отнесшейся к его намерениям. Раза два это даже ее испугало, и оба раза Бари слышал, как она щелкнула зубами. За последнюю ночь их дружба сделалась теснее, но что-то неуловимое, таинственное то и дело вставало между ним и Махиганой, чего Бари не мог себе объяснить. При белизне снега над ним и под ним Бари обрисовывался еще ярче, чем летом. Шерсть блестела на нем, точно лакированная. Каждый волосок на его теле отливал чернотой. Он был черен. В этом-то и заключалась вся разгадка. Природа уже успела внушить Махигане, что все те звери, которых боялась ее порода и которых она ненавидела, были черны. Это был в ней не опыт, а инстинкт, напоминавший ей о вековечной вражде между серым волком и черным медведем, а при лунном свете и при белизне снега Бари казался еще чернее, чем медведь, отъевшийся на рыбе в майские дни. Пока они пересекали открытые пространства долины, молодая волчица следовала за Бари без возражений, но здесь она стала вдруг проявлять какие-то странные признаки нерешительности и два раза останавливалась, чтобы предоставить Бари уйти далее уже без нее.
Через час после того, как они спустились в долину, вдруг с запада донеслись до них вопли бежавшей волчьей стаи. Она была где-то недалеко, по всей вероятности, в одной миле расстояния от подошвы горного кряжа; последовавший затем острый, короткий вой делал очевидным то, что зубастые охотники вдруг неожиданно подняли дичь: оленя или молодого лося и уже гнались за ним по пятам. Услышав голоса своих сородичей, Махигана заложила уши назад и бросилась к ним, как стрела. Неожиданность этого поступка и быстрота, с которой она убежала, поставили Бари в тупик, и он стал от нее отставать. Она бежала очертя голову, не обращая внимания ни на что. Не прошло и пяти минут, как стая волков так уже близко была от своей добычи, что совершенно прекратила крики и гнала свою жертву прямо на Махигану и Бари. Десять секунд спустя из зарослей выскочил затравленный волками олень и, как ветер, промчался мимо них через долину и скрылся из виду. Они слышали, как он тяжело дышал. Затем выбежала и стая волков.
При виде этих бежавших без оглядки серых тел у Бари забилось сердце и захватило дух. Он забыл о Махигане и о том, что она оставила его одного. Теперь уж для него не существовало больше ни луны, ни звезд. Он не чувствовал под ногами холодного снега. Он был волк, настоящий волк. С еще теплым запахом оленя у него в носу и с жаждой убийства, пронизавшей его всего, как огонь, он бросился вслед за стаей. Даже Махигана осталась у
Бари оказался в самом конце подковы, так что мог находиться впереди всех, когда дело дойдет до высшей точки. Но равнина внезапно круто обрывалась вниз. Прямо перед погоней сверкала вода, и при одном только взгляде на нее олень почувствовал, как сильно забилось его сердце. Всего только каких-нибудь сорок секунд, только сорок секунд в последней борьбе за жизнь, и он будет спасен. Бари почуял это и бросился на оленя. Другой волк последовал его примеру. Но оба они промахнулись. Не хватило одной секунды, чтобы другие волки успели сделать то же. Но сомкнутая подкова уже прорвалась, и Бари вдруг услышал сильный всплеск воды. Молодой олень был уже в реке и смело плыл к противоположной стороне.
Бари оглянулся и увидел около себя Махигану. Она тяжело дышала; красный язык низко свешивался у нее из пасти. Волки были разочарованы, но сам Бари еще не придавал значения неудаче. Благодаря Нипизе, он научился плавать, как утка, и совершенно не понимал, почему вся стая вдруг остановилась перед такой, в сущности, узкой речкой, как эта. Он подбежал к воде и вошел в нее по брюхо, оглядываясь назад, на дикую орду, и удивляясь тому, что она не следовала за ним. И тут все волки увидали, что он был черного цвета. Он возвратился к ним обратно, и в первый раз они с подозрительностью на него посмотрели. Беспокойные движения прекратились. Новый, захватывающий интерес овладел ими всеми. Пасти сомкнулись. Бари увидел, как Махигана отошла к громадному серому волку и стала рядом с ним. Он опять подошел к ней и стал обнюхивать ее, причем она уклончиво прижала уши к затылку. А затем она злобно заворчала на него и укусила его. Ее зубы глубоко вонзились ему в плечо, и он взвизгнул от неожиданности и боли. В следующий за тем момент на него навалился громадный серый волк.
От новой неожиданности Бари отскочил назад вместе с зубами волка, ухватившего его за горло. Но в нем текла кровь Казана, плоть от его плоти и кость от его кости, и в первый раз за всю свою жизнь Бари стал сражаться так же яростно, как когда-то Казан сражался с рысью на солнечной скале. Он был еще молод; ему еще надо было поучиться у ветеранов их стратегии и уму; но зато его челюсти были крепки, как железо, у него было горячее сердце, в котором неожиданно вспыхивали слепая ненависть и желание убить во что бы то ни стало, несмотря ни на боль, ни на страх. Это сражение могло бы окончиться для Бари победой, даже несмотря на его юность и неопытность. И вся стая терпеливо стала ожидать его исхода, ибо был такой волчий закон: выжидать до тех пор, пока один из дуэлянтов не будет загрызен насмерть. Но Бари был черен. Он был чужим, к тому же еще и вторгнувшимся в их среду существом, которое они заметили только теперь, в самый последний момент, когда в их разгоряченной крови еще не остыло разочарование убийц, проморгавших свою добычу.
Другой волк бросился на него предательски сбоку и сбил его с ног, и в то время, как он катался по снегу, схватив за ногу своего первого врага, все остальные волки навалились на него целой массой. От такой атаки молодой олень погиб бы менее чем в одну минуту. Каждая хватка покончила бы с ним насмерть. Но по счастливой случайности Бари оказался под своими первыми двумя врагами и, укрывшись под их телами, избежал опасности быть разорванным в клочки. Он знал, что дрался теперь за свою жизнь. Над ним сбилась, перепутывалась и кружилась толпа волков, издавая рычание и визги; он чувствовал боль от вонзавшихся в него клыков; он был смят, ему казалось, что сотни ножей разрезали его на части, и все-таки он не издал ни малейшего звука, ни малейшего стона или крика и только испытывал безграничный ужас и безнадежность положения. И с ним покончили бы волки в следующую минуту, если бы эта борьба не происходила на краю стремнины. Снег обвалился под ними, и вместе с ним покатились вниз и сам Бари и половина его врагов. В один миг Бари вспомнил об ускользнувшем олене и о воде. Он вырвался от своих преследователей и в один прыжок очутился уже на самой глубине реки. Позади него в воздухе звонко щелкнули челюсти нескольких волков. И как эта скромная, блиставшая при лунном свете речка дала возможность спастись оленю, так она спасла сейчас и Бари.