По воле Посейдона
Шрифт:
У Соклея был возмущенный вид.
— Я бы никогда ничего такого не сделал, — сказал он.
— Надеюсь, что нет, о почтеннейший, — ответил Менедем. — Но если девушка и впрямь о тебе мечтает, остается гадать — не дал ли ты ей для этого каких-то необычных оснований.
Он снова процитировал Аристофана, на этот раз «Всадников»:
А кому такой красавец не противен, так уж с тем Я не стану на попойке пить из кубка одного. [6]6
Перевод
— И я тоже не буду.
Соклей поднял бровь.
— Я читал историков — и пытаюсь вспоминать их произведения, чтобы это помогло мне в делах. А ты читал Аристофана — и что же ты вспоминаешь? Только самые грязные строфы, и все.
— Аристофан пишет так, что это стоит запомнить, — заявил Менедем. — А еще я читал Гомера, а в нем нет ничего грязного.
Он с вызовом взглянул на Соклея.
Его милый братец был настолько заражен радикальными новомодными идеями, что сейчас вполне мог попытаться оспорить последнее утверждение.
Но, к облегчению Менедема, Соклей кивнул.
— В Гомере нет ничего плохого.
— И в Аристофане тоже нет ничего плохого, — упрямо заявил Менедем. — Он просто не такой, как Поэт.
Все эллины, где бы они ни жили — а после того, как Александр открыл для эллинов весь восток, они стали занимать обширную часть земли, — называли Гомера Поэтом.
— Ты хочешь затеять ссору, — сказал Соклей.
Менедем этого не отрицал. Если бы ссора отвлекла его двоюродного брата и вывела из подавленного настроения, Менедем готов был оказать ему такую услугу. Однако Соклей только засмеялся.
— Я вообще-то сегодня не в настроении ссориться, так что у тебя ничего не получится.
— Ну и ладно, — ответил Менедем.
В настроении Соклей был ссориться или нет, по крайней мере, теперь он уже больше походил на себя самого. А раз так, рассудил Менедем, теперь его можно было и запрячь.
— Иди-ка лучше и посмотри, как там поживают птенцы павлина. Они ведь все еще твои детки, не забывай.
— Мои детки? — воскликнул Соклей с легкой обидой. — Этого павлина радушно принимали его дамы, насколько я помню. А я хотел всего лишь зажарить самок, но никак не трахнуть их.
Щелкнув языком при мысли о такой невероятной возможности, он двинулся к баку.
Менедем коротко негромко рассмеялся.
Соклей и вправду выглядел немного бодрее. И с каждым биением сердца Тарент оставался все дальше.
Чем дольше Соклей пробудет вдали от Майбии, тем меньше станет из-за нее хандрить. Может, он найдет себе другую девушку, с которой будет получать удовольствие. Все наверняка образуется.
Теперь у Соклея имелось множество помощников: благодаря свежему бризу с севера «Афродита» шла под парусом, гребцы не сидели на веслах и могли гоняться
Указав на юго-запад, Диоклей спросил:
— Ты собираешься остановиться в Кротоне, шкипер?
— Вообще-то не собирался, — ответил Менедем. — Кажется, это большой город, но не слишком-то оживленный.
Келевст приподнял бровь, но ничего не сказал.
Он знал свое место и не собирался учить капитана. Однако выражение лица Диоклея было достаточно красноречивым, чтобы заставить Менедема призадуматься.
— А! Ты хочешь выяснить, как обстоят дела с войной, прежде чем мы обогнем Италию и двинемся через Сицилийский пролив, верно?
— Это было бы неплохо, — сухо ответил Диоклей.
— Что ж, ты прав, — признал Менедем. — Хорошо, мы остановимся в Кротоне. Как знать? Может, мы что-нибудь там и продадим.
Кротон гордился тем, что обладал единственной настоящей гаванью между Тарентом и Регием, а чтобы достичь Регия, «Афродите» следовало обогнуть юго-западную оконечность Италии и войти в пролив. Если поблизости находились сиракузские и карфагенские суда, те воды могли быть опасными.
Менедем поработал рулевыми веслами, чтобы изменить курс на юго-западный. По его команде моряки развернули рей так, чтобы при этом курсе выжать из ветра как можно больше. Но если бы даже Менедем не отдал команды, они сделали бы все сами. Эти ребята знали, что требуется, и делали свою работу без суеты.
Устье гавани было обращено на северо-восток, поэтому даже не пришлось сажать людей на весла, чтобы ввести «Афродиту» в порт. Но вода в гавани оставалась неспокойной, потому что Кротон не был городом, шагающим в ногу с веком, и не построил молов, смиряющих силу волн. Множество лодок и даже судов тут просто вытаскивали на берег, но Менедем ухитрился найти место у одного из пирсов.
— Что слышно с Сицилии? — окликнул он стоящего на набережной тощего парня.
— А ты кто такой и какие новости привез? — ответил кротонец; его дорийский акцент очень походил на акцент жителей Тарента.
— Мы с Родоса, — сказал Менедем.
Он назвал свое имя и рассказал о смерти Роксаны и Александра, а еще о том, что Полемей переметнулся от своего дяди Антигона. Местный впитывал новости с востока, как губка воду.
Закончив рассказывать, Менедем повторил вопрос:
— Что слышно с Сицилии?
— Ну, карфагенцы все еще вовсю осаждают Сиракузскую гавань, — ответил кротонец.
Менедем кивнул. Он этого и ожидал; в противном случае в Тарент приходило бы больше судов из Сиракуз.
Портовый зевака продолжал:
— А еще туда движется армия варваров, чтобы тоже обложить Сиракузы.
— Это ведь вряд ли удастся? — тревожно спросил Менедем.
Такая осада была бы несчастьем.
— Кто знает? — пожал плечами кротонец. — Но, говорят, Агафокл устроил в городе облаву на своих врагов.
— Что? — Менедем навострил уши. — Расскажи об этом.
— Богатый народ в Сиракузах никогда не любил Агафокла, — начал местный.