По воле Посейдона

— Небось собираешься трахнуть пару девушек и напиться так, чтобы наутро даже и не вспомнить о том, где и с кем ты накануне был, — с отвращением предположил Соклей.

— Правильно! — ответил Менедем.

Его двоюродный брат закатил глаза.

Но Менедему было глубоко плевать, что думает по этому поводу Соклей.

* * *

Пока начальник гребцов гнал лодку «Афродиты» через узкий канал, отделяющий Сицилию от острова Ортигия, Соклей с мрачным удовлетворением смотрел на Менедема. Глаза его двоюродного брата были красными, а лицо — болезненного желтоватого цвета;

он заслонял глаза от солнца ладонью. Хотя вода в Маленькой гавани была гладкой, как зеркало, Менедем постоянно сглатывал, как будто собирался перевеситься через борт и покормить рыб.

— Надеюсь, ты хорошо провел время прошлой ночью? — любезно поинтересовался Соклей.

— Без сомнения, — ответил Менедем не слишком громко. — Та девушка… Клянусь богами, она могла высосать косточку прямо из оливки. Но… — Он поморщился. — Теперь я за это расплачиваюсь. Голова у меня просто раскалывается, и я бы не возражал, если бы она совсем отвалилась.

Соклей, в отличие от двоюродного брата, вчера не веселился, но зато и не испытывал боли сегодня. Он всегда считал, что такой вариант предпочтительней. Лодка скользила к одному из причалов Ортигии. Стоявший на пристани человек был скорее похож на управляющего, чем на обычного портового бездельника, но быстро пришвартовал лодку и поинтересовался:

— Кто вы такие?

— Я — Менедем, сын Филодема, капитан торговой галеры «Афродита», — ответил Менедем, все еще очень негромко. Он указал на Соклея. — А это мой тойкарх — Соклей, сын Лисистрата.

— Вы явились сюда за оплатой, я полагаю? — спросил сицилиец.

Менедем кивнул и тут же вздрогнул.

Стараясь не улыбаться, Соклей проговорил:

— Так оно и есть.

— Тогда следуйте за мной, — сказал сицилиец и двинулся к небольшим, обитым металлом воротам в мрачной стене из серого камня, которая охраняла от врагов правителей Сиракуз. За сотни лет у этих правителей сменилось немало врагов, от которых следовало защищаться: не только афиняне и карфагенцы осаждали город, полис также пережил бесчисленное множество междоусобиц.

«До чего же мне повезло, что я живу в таком благополучном месте, как Родос, — подумал Соклей. — И лишь когда попадаешь в полис, который видел худшее, что соотечественники могут сделать друг с другом, понимаешь это».

За мрачными стенами обнаружилась удивительно пышная растительность. Фруктовые деревья росли на травянистом дерне, который объедали овцы. Тень была соблазнительной, как и благоухание олеандров, земляничного дерева и лаванды.

Соклей с удовольствием вдохнул полной грудью.

Менедем последовал его примеру и сказал:

— Я рад, что мы здесь. Тут свет уже не так режет глаза.

— Это потому, что ты теперь в тени, — пояснил Соклей: тропу, по которой они шли, испещряли только крошечные пятнышки света.

— Дело не в этом, — ответил Менедем. — Просто, похоже, мое похмелье проходит быстрей, чем я думал.

Но Соклей почти не слушал брата: он уставился на солнечные зайчики на тропинке. Эти пятнышки, получавшиеся благодаря свету, пробивающемуся сквозь листья над головой, должны были быть круглыми. Однако они почему-то имели форму узких полумесяцев, как будто молодая луна разбилась на сотни, тысячи, мириады кусков, сохранивших форму оригинала.

Соклей

посмотрел на утреннее небо. Оно казалось более тусклым, чем ему полагалось быть, и с каждым мгновением все сильнее мрачнело. Тревога и еще какое-то чувство, в котором он не сразу распознал благоговейный ужас, шевельнулись в душе Соклея.

— Похмелье тут ни при чем, — сказал он почти шепотом. — По-моему, начинается затмение солнца.

Небо продолжало темнеть, словно наступали сумерки. Смолк щебет трясогузок и зябликов. Ветер, гладивший щеки Соклея, стал холоднее, чем раньше. Но дрожь, которая била юношу, пока он всматривался в солнце, не имела ничего общего с прохладой ветра. И вот уже, подобно солнечным зайчикам, само солнце превратилось в тоненький полумесяц.

— Ради всех богов! — прошептал Менедем. — Ты смотри, что делается! Видны звезды — те, что поярче!

Да, Соклей тоже их видел. И, странное дело, это зрелище затронуло в его памяти некую струну. Чуть возвысив голос, он продекламировал:

— «Тем же летом в новолуние (когда это, видимо, только и возможно) после полудня произошло солнечное затмение, а затем солнечный диск снова стал полным. Некоторое время солнце имело вид полумесяца, и на небе появилось даже несколько звезд». [8]

8

Перевод Г. Стратановского.

— Но полдень еще не миновал, — возразил сицилиец голосом, резким от внезапно охватившей его леденящей тревоги. — Едва наступило утро.

Менедем знал своего двоюродного брата лучше, чем этот незнакомец. Поэтому он спросил:

— Откуда эта цитата?

— «История» Фукидида, книга вторая, — ответил Соклей. — То затмение случилось в год, когда разразилась Пелопоннесская война, больше ста двадцати лет назад. Тогда конец света не наступил, поэтому, полагаю, сейчас он тоже не наступит.

Сказав это, он невольно вздрогнул. Перед лицом таких событий оставаться рациональным было очень, очень трудно.

И громкие вопли — и мужские, и женские — доказывали, что так оно и есть.

— Ужасный монстр пожирает солнце! — взвыл кто-то на плохом эллинском.

— Он прав? — тревожно спросил сиракузец Соклея и Менедема. — Кажется, вы что-то знаете об этом.

Соклей покачал головой.

— Нет, этот человек ошибается. Это естественное природное явление. И оно не продлится долго. Видишь? Уже делается светлее.

— Хвала богам! — воскликнул их провожатый.

— Я больше не могу разглядеть звезды. — В голосе Менедема прозвучала печаль.

Птицы снова принялись петь.

Шум, разносившийся над Ортигией — и, без сомнения, над Сиракузами тоже, — начал стихать. Маленькие пятнышки солнечного света на земле и на стенах все еще напоминали полумесяцы, но теперь уже более широкие, чем те, которые Соклей видел в разгар затмения.

— Что ж, мне будет о чем рассказывать своим правнукам, если я проживу достаточно долго! — К служителю Агафокла — а теперь Антандра — быстро вернулась его самоуверенность.

И к Менедему тоже.

— Давай веди нас побыстрее, если уж ведешь, — велел он сиракузцу.