По воле судьбы
Шрифт:
Она открыто кокетничала со всеми мужчинами на судне, но больше всего ей нравилось флиртовать с Люком. Можно сказать, Хильда на него глаз положила.
– Все это чушь собачья! – разъярился Люк, когда Тондлон, теперь уже окончательно ставший мистером Джоном Йе, в очередной раз принялся подшучивать над ним по этому поводу.
– Не отрицай очевидного, друг мой. Дама с ума по тебе сходит. С сожалением вынужден признать, что наш господин капитан по мужской части просто слабак – не может утолить любовные аппетиты такой женщины! Я замечал, какие взгляды миссис Болл бросает
– Послушай, Большая Репа, будешь продолжать в том же духе, прогулку по палубе я тебе обеспечу. А что до слабости капитана Болла в будуаре своей жены, то это волнует меня гораздо меньше, чем его слабость как моряка.
– Матросы поговаривают, что он не очень-то умеет управляться с паровыми машинами. Когда всю жизнь отдаешь команду «поднять паруса»… – хмуро добавил Джон.
Беда была в том, что капитан Болл входил в число тех моряков, которые вынуждены были, так сказать, пересесть с парусного судна на пароход. Его устаревшие взгляды ярко проявились за последним ужином. Отплыв из Макао четыре дня назад, «Роттердам» буквально летел вперед по спокойному морю. На пятый день поднялся сильный ветер. Море заволновалось, гребни волн вспенились белыми барашками, и корабль заметно убавил ход. Кочегары едва успевали подбрасывать уголь в топки.
Шторм свирепел, и на обед пришло заметно меньше народу. К ужину в столовой собралось совсем немного пассажиров. За вечерней трапезой присутствовали Люк, Джон, сам Болл и его супруга, первый помощник капитана Нильс Бринкер и еще один пассажир – Ганс Фарбен, полицейский чин из Амстердама, сурового вида мужчина, с ястребиным профилем и наголо бритой головой.
– Главный механик говорит, что даже если поднять давление пара до предела, мы вряд ли сможем делать больше трех узлов, сэр, – озабоченно сказал первый помощник.
– Вы все принимаете слишком близко к сердцу, Бринкер! – досадливо поморщился капитан.
– Сэр, мы все еще в четырехстах милях от Сандвичевых островов, – спокойно возразил Бринкер, – а угля в бункере осталось меньше ста тонн.
Болл пренебрежительно махнул рукой, отметая опасения первого помощника.
– У нас останется не меньше двадцати, когда мы будем на траверзе Оаху.
Остров Оаху в Гавайском архипелаге был той промежуточной стоянкой, где «Роттердам» мог пополнить запасы топлива перед последним броском до Сан-Франциско. С того далекого дня 1779 года, когда Гавайские острова, называвшиеся ранее Сандвичевыми, были открыты капитаном Джеймсом Куком, они стали транспортной развязкой, жизненно важной для всей тихоокеанской торговли между Западом и Востоком.
– Только в том случае, если утихомирится эта мерзкая погода, – сказал Бринкер. – Думаю, надо предупредить пассажиров, чтобы на ночь они оставались в своих каютах.
– Если судить по качке, мало кто из них будет возражать, – предположил полицейский.
Капитан Болл допил остатки своего традиционного вечернего бренди и взглянул на карманные часы.
– Восемь, Бринкер. Поднимусь в рубку, подниму боевой дух рулевого.
– Слушаюсь, сэр. Я сменю вас на мостике через
Капитан извинился, поднялся из-за стола и нежно поцеловал жену в затылок:
– Можешь не дожидаться меня, дорогая.
Миссис Болл встретилась взглядом с Люком. В глазах женщины заплясали веселые огоньки.
– Как скажешь, Гендрик. Честно говоря, только и думаю, как бы поскорее добраться до постели.
Джон придушенно хохотнул в салфетку и легонько толкнул Люка под столом коленом.
Вслед за капитаном столовую покинули Фарбен и Бринкер, оставив Хильду Болл, Люка и Джона допивать вечерний кофе. К изумлению мужчин, Хильда достала из сумочки жестяную коробочку с французскими сигаретами и предложила им закурить.
Оба вежливо отказались.
– Мы, мормоны, не верим в полезность табака, алкогольных напитков или каких-нибудь искусственных возбуждающих средств. Мне не следовало бы пить и кофе, но я пока еще не столь благочестив, – объяснил Люк.
– И какого же рода возбуждающие средства признает ваше святейшество? – насмешливо подчеркнув церковный титул, спросила жена капитана.
– Я не церковник, миссис Болл, – вспыхнул Люк. – В нашей церкви Иисуса Христа Святых Последних Дней нет клира. Каждый мальчик по достижении двенадцати лет посвящается в духовный сан, чтобы принимать участие в церковной службе. От него ждут добросовестного исполнения того, что ему поручат старшие, дабы наилучшим образом послужить ближнему своему.
– А мормонские женщины? Они-то каким образом служат человечеству? – с озорством спросила она.
– Мормонские женщины служат учительницами, посещают одиноких, больных и стариков, помогают своим мужьям в их миссионерской работе.
– А сколько у вас жен, мистер Каллаган? Если судить по вашему виду, никак не меньше четырех или пяти.
Джон не выдержал и расхохотался. Он вскочил на ноги и, давясь от смеха, со словами «Простите, меня что-то тошнит, пойду прилягу» пулей вылетел за дверь.
Хильда с кислой улыбкой посмотрела ему вслед:
– Похоже, приступ морской болезни мистера Йе – только предлог. Могу поклясться, что он смеялся.
– Да, надо мной, – сконфуженно признал Люк. – Пять жен! Ничего себе, пять жен! Да мне одной не вынести!
– Бедняжка! – Она прикурила сигарету от горевшей на столе свечи.
– Знаете, мадам, мормонов совершенно напрасно осуждают за многоженство. Его корни – в религиозных убеждениях, а не в сластолюбии.
Она слегка приподняла тонкие брови:
– Это разочаровывает. Значит, все это время я ошибалась, думая, что мормоны обладают повышенной чувственностью. На самом деле это просто вознаграждение за ваше суровое воздержание во всем остальном. – Она вздохнула. – Было очень приятно поболтать с вами, мистер Каллаган. Могу я называть вас Люк? В конце концов эту пару недель нам предстоит провести в обществе друг друга.
– Конечно! О чем речь, миссис Болл.
– Хильда. – Она понизила голос и, слегка сузив глаза, бросила на него страстный взгляд. – Не возражаете, если мы продолжим нашу беседу в моей каюте? Мне что-то не по себе.