По волнам памяти
Шрифт:
– Вы случайно тут мальчика не встречали? Конопатый такой и с чубчиком, – причитает мама.
– Конопатый, говоришь? – косится на нее дед. – Как же встречал, с час назад. Отвел его на Краснополье в садик.
– Ну, молодец, кум! – радуется бабка.
– Бывай, кума, – отвечает Передрей, и водовозка громыхает дальше.
Чуть позже, втроем, мы возвращаемся по дороге назад.
То был мой первый выход в большой мир.
Навсегда врубился в память.
Один
Мы сидим на лавке у забора, в тени шелковицы, болтаем ногами и грызем подсолнухи.
Мы – это я, а еще Сашка с Вовкой, братья, живущие в доме напротив.
Из одежды всех выцветшие сатиновые трусы, загар, да цыпки на ногах.
– Шо – то долго дед не едет, – пищит самый маленький из нас – Вовка.
– Ничо, подождем,– сплевывает на землю шелуху Сашка. Он самый старший из нас и умный. Умеет читать, а еще шевелить ушами.
Деда, которого мы ждем, зовут Передрей. У него нету одной ноги – вместо нее деревяшка.
В полдень, когда далеко в степи гудят шахты, на нашей улице появляется, пароконная повозка с бочкой. На ней дед доставляет на конный двор, что на зеленом бугре за поселком, воду.
Наконец со стороны железнодорожного переезда доносится дробный цокот копыт, а потом с асфальта на улицу въезжает знакомая повозка.
На грунтовке она замедляет ход, лошади кивают головами, а сидящий на облучке Передрей в казачьем картузе, лениво потряхивает вожжами.
– Здравствуйте, дедушка! – бодро орем мы, когда повозка с мокрой бочкой оказывается напротив.
– И вам не хворать,– доносится в ответ. – Но! – чмокает он губами.
Лошади чаще переступают ногами, колеса катятся быстрее.
– Давай, – говорит мне Сашка.
Оставив подсолнух, я вскакиваю с лавочки, догоняю пылящую впереди бочку и боком вскакиваю на торчащую сзади короткую трубу, уцепившись руками за борт.
Повозка, все убыстряясь, подскакивает на ухабах, у меня дробно клацают зубы, – ура! Еду!
Когда улица заканчивается, и лошади принимают чуть право, в сторону бугра с конюшней, я незаметно соскакиваю и мелькаю пятками назад, к приятелям.
– Ну как? – интересуется Сашка. – Дед кнута не дал?
– Не, – отвечаю я. – Он ничего не заметил.
– Завтра моя очередь, – напоминает Вовка.
– Твоя-твоя, – переглядываемся мы с Сашкой и смеемся.
Дело в том, что в прошлый раз повозку сильно тряхнуло на кочке, и Вовка свалился с трубы прямо в коровью лепешку.
Чуть позже мы решаем полакомиться шелковицей, в тени которой сидим.
Она высокая, с раскидистой густой кроной, в которой довольно чирикают воробьи.
Сашка первым встает с лавки, подпрыгивает и карабкается по развилке вверх. Я лезу за ним, а вот
– И я хочу,– ноет он, видя, как мы исчезаем в зеленой листве.
– Будет и тебе,– отвечаю я, следуя за Сашкой.
Потом мы размещаемся на облюбованных местах, и, придерживаясь одной рукой за ветки, рвем и едим черные сладкие ягоды.
– Вкусно, чавкает набитым ртом Сашка.
– Ага, – отвечаю я липкими губами, по которым течет сок. – Как сахар.
– Мне! Бросьте мне! – нудно голосит с земли Вовка.
– Не ори, дурак! Щас. – отвечаем мы и начинам трясти дерево.
– Шу-шу-шу, – падают самые спелые шелковицы, Вовка под деревом замолкает.
Через полчаса мы спускаемся на землю и, тыча пальцами друг в друга, хохочем.
Рожи у всех фиолетовые, а у Вовки такой же даже живот. Умора!
– Надо умыться, а то родители заругают, – говорит Сашка.
После этого мы все направляемся к колонке, что под двумя старыми вербами, посередине улицы. Колонка высотой с меня и с длинной блестящей ручкой позади, на которую нужно повиснуть, чтобы пошла вода. Сначала теплая, а потом холодная.
Ополоснув липкие щеки с пальцами, а Вовке еще и живот, мы сохнем на зеленой травке у забора.
– Мальчики! Обедать! – доносятся со дворов голоса наших мам, и мы разбегаемся по домам, подкрепить силы.
Я восполняю свои тарелкой горячего борща с ржаной горбушкой (от второго отказываюсь), говорю маме «спасибо» и направляюсь в гараж, где стоит отцовский «Москвич», блестя фарами.
Там беру обод от велосипедного колеса, а к нему хитро изогнутый железный крюк, что сделал мне родитель, вслед за чем снова выхожу на улицу.
–Тэ-экс, – говорю сам себе, цепляя за обод крюк, а затем толкаю устройство вперед, и быстро перебираю ногами.
С бряком и звоном оно катится вперед, я радостно мчусь следом.
Чуть позже ко мне присоединяются Сашка со своим, и мы носимся наперегонки. Кто быстрее.
Вовке катать не даем. Прошлый раз он упал и разбил нос, всполошив ревом всех соседей.
Устав, мы снова усаживаемся на лавку и довольно болтаем ногами.
– А давайте пойдем на водокачку, – внезапно говорит Сашка. – Искупнемся.
Предложение тут же принимается, мы прячем обода с крючками в кустах и отправляемся по тропинке, что за крайним домом, в степь. Что начинается сразу за нашей улицей.
Она уходит к далекому горизонту, у которого висят белые облака и синеют балки.
Сашка говорит, что там край земли. Наверное, так. Он много чего знает.
По обеим сторонам тропинки волнами серебрится ковыль, среди которого алеют россыпи полевых маков.
Над степью в небе кувыркается жаворонок, и мы слушаем его песню.