По волнам жизни. Том 2

Серия выходит под редакцией А. И. Рейтблата

Рукопись выявлена в архиве и скопирована К. В. Ивановым; подготовка текста В. Л. Гениса и К. В. Иванова; предисловие К. В. Иванова; комментарии В. Л. Гениса при участии К. В. Иванова; послесловие, аннотированный именной указатель и библиографический список В. Л. Гениса

Древний Муром, каким он был тогда, в 1912 году, представлялся поистине замечательным городком.

На триста или четыреста лет старше Москвы… Но столетия проходили за столетиями, везде развивалась культура, а этот уголок как будто оставался в стороне от течения истории.

Внешний вид Мурома, конечно, изменялся, но перемены можно было бы заметить, только сравнивая между собою столетия. Все так же в центре города стояло небольшое число палат купцов-богатеев, а к краям красовались старинные деревянные избушки людей попроще, победнее.

Деревянные постройки заполняли весь почти город. В центре попадались недурные дома, разукрашенные русской резьбой. Преобладали одноэтажные, но попадались и в два. Крыши обыкновенно ставились высокие, острые.

Каменные дома только изредка попадались и притом по преимуществу казенных учреждений: отделение Государственного банка, реальное училище, женская гимназия, да еще громадное здание винной монополии, – Витте, в качестве министра финансов, широко разбрасывал казенные деньги на постройку винных складов.

Мощеных улиц в городе почти не было. Вымощена была, хотя и плохо, – неровными камнями, небольшая главная торговая артерия, Московская улица; кое-где, однако, уже начинали шоссировать улицы. Тротуаров почти вовсе не было, кроме Московской улицы, да еще редких оазисов. Но во многих местах были устроены деревянные мостки.

Осенью и весною, когда таял снег или лил дождь, улицы Мурома представляли собою нечто невообразимое.

Вообще люди ходили по средине улиц. На местах, где в других городах устраивались тротуары, часто росла трава, и здесь паслись коровы или искала корму домашняя птица.

– Как же это у вас в городе улицы не мощеные?

«Отцы города», все муромские богатеи-купцы, отвечали, сильно окая:

– Ни к чему это. У нас свои лошади есть. Мы не ходим!

«Мы не ходим»… А если кто беден – сам себя вини.

В Муроме старины было немало, но ею не интересовались, мало обращали на нее внимания. Испокон веков дух городского населения был торговый, купеческий. История им – ни к чему. Город в прошлом мало страдал и от татар, и от других политических невзгод – просто купечество откупалось.

Показывали старенькую церковь на берегу Оки, относящуюся к эпохе Иоанна Грозного. Она почти не ремонтировалась, во всяком случае, была сильно запущена. За несколько веков не удосужились к ней хотя бы подход камнями вымостить.

Хранили долгое время, как историческую реликвию, ту лодку, в которой будто бы купеческие сыновья перевозили на веслах через Оку Иоанна Грозного, когда он шел походом на Казань.

Признаков остальной старины я как-то не встречал. Правда, была еще оригинальная старинная живопись в церквах. На одной иконе, поучая истине: «в своем глазу бревна не видишь…», был изображен грешник, у которого из глаза торчало громадное полено.

Но от легенды об Илье-Муромце современным муромцам – или, как они себя теперь величали, муромлянам – отмахнуться было трудно. В полутора верстах от современного

Мурома расположено село Карачарово, из которого вышел знаменитый богатырь. На самом краю Карачарова была усадьба, с тенистым парком, известной деятельницы по археологии графини Уваровой.

На полпути к Карачарову был старинный колодезь, о котором ходила легенда, что он возник от удара копытом коня Ильи-Муромца. Деревянная обкладка колодца сильно сгнила, и обвалившиеся ее куски плавали на воде колодца. Возле стояла забытая, ветхая часовенка.

Храмов в Муроме было много, слишком много, по сравнению с количеством населения небольшого уездного города. Некоторые, несомненно, были старые. Жизнь горожан сильно сосредотачивалась своими интересами около церковных дел. Духовенства было очень много, и оно пользовалось в Муроме значительным почетом и влиянием.

И все-таки Муром был красив весною. Утопал в садах, особенно – окраины. Когда расцветали вишни, благоухание неслось по всему городу. Это – известная Владимирская вишня.

Множество соловьев. Поют в садах, во дворах, на улицах, поют, не боясь редких прохожих. Мы ходили иногда в Гофманскую рощу, останавливались в сумерках возле кустов, на которых пели соловьи, и они не пугались, не улетали.

Ока сильно разливалась, заполняла водяной гладью, в несколько верст шириной, противоположный городу берег. На далекое расстояние торчат из воды верхушки деревьев. Зато потом комаров – изобилие порядочное.

В Муроме почти все население – особенно его верхи, купечество, – было между собою сродни. С чужими родниться не любили. Муромляне вообще были большие консерваторы и, вместе с тем, большие патриоты своего города. Часто от них бывало слышно – и этому они сами искренне верили, – что лучшего места, чем их дыра, на свете быть не может.

Было несколько фамилий, которые в городском населении повторялись несчетное число раз. Такими фамилиями были, например: Суздальцевы [1] , Зворыкины [2] , Мяздриковы, Тагуновы и еще две-три других. Богатыри они были, неладно скроенные да крепко сшитые. Их часто муромляне различали только по кличкам: Зворыкин глухой, или Суздальцев кривой, или Суздальцев у Вознесенья и т. п. Были, разумеется, в городе и другие фамилии, но лишь немного.