По заказу
Шрифт:
«Могу поручиться, что были бы», – подумал я.
– Полагаю, что у мистера Бартона есть такое же право рассчитывать на присутствие своего друга во время любого обыска, и он, как вы слышали, просил меня постеречь вещи. Вот потому я и останусь.
– Как хотите, – без особого разочарования заметил инспектор Карлисл. – Но, пожалуйста, отойдите и не мешайте нам.
Вместо этого я принес из своей машины фотокамеру и сделал несколько мгновенных снимков полицейских, строго, по порядку обшаривавших дом. Карлисла, несомненно, раздражало мое присутствие. Он приближался ко мне и топал ногами всякий
– Неужели в этом есть необходимость? – спросил он наконец.
– По-моему, ваш обыск нуждается в подробном документальном сопровождении, – откликнулся я. – А значит, я вам помогаю. И после пришлю снимки по электронной почте.
– Вы не знаете, владел ли мистер Бартон оружием? – полюбопытствовал он. – В частности, 38-дюймовым револьвером.
– Нет, не знаю, вряд ли он у него имелся.
Мне было известно, что Билл никогда не покупал детям игрушечное оружие на Рождество или дни рождения. Он считал, что оно приучит их к жестокости. Я не мог себе представить, будто он хранил дома настоящее.
Когда в половине пятого у конюшен показались Джульет Бёрнс и остальные конюхи, работавшие в вечернюю смену, полиция забрала со стола Билла все компьютерное оборудование, уложила его в большие пластиковые пакеты и погрузила их в один из своих фургонов. Я сфотографировал полицейских во время упаковки тетрадей Билла с деловыми записями и отчетами. В этот момент в кабинет вошла Джульет.
– Хэлло, Сид. Что здесь происходит, черт побери? – принялась допытываться она.
– А кто вы такая, мадам? – поинтересовался главный инспектор Карлисл, вернувшись на место и не дав мне возможности ответить.
– Джульет Бёрнс, тренер-ассистент, ну а вы-то кто такой? Эй, что вам тут понадобилось? – Последний вопрос был адресован полицейскому в форме, который складывал в свою сумку бумаги со стола Билла.
– Я главный инспектор Карлисл из глочестерширского отделения полиции. Мы обыскиваем дом в ходе нашего расследования.
– Какого еще расследования?! – воскликнула она. – И где мистер Бартон?
– Он помогает нам в дальнейших изысканиях.
Я задумался о том, является ли обучение «полицейской речи» частью профессиональной подготовки.
– Каких? – снова спросила она.
– Связанных с подозрительной смертью в Челтенхеме в прошлую пятницу.
– Вы имеете в виду Хью Уокера?
– Естественно.
– И думаете, будто это сделал Билл? Ха-ха! – Она рассмеялась. – Да Билл и мухи не обидит. Вы не того человека заподозрили.
– У нас есть все основания полагать, что у мистера Бартона был серьезный мотив для убийства мистера Уокера, – заявил Карлисл.
– Какой мотив? – встрепенулся я. Они повернули головы в мою сторону.
Карлисл, очевидно, понял, что допустил оплошность, разгласив лишнюю информацию.
– Э, э, это не ваше дело, сэр.
«Напротив, – подумал я, – это целиком и полностью мое дело».
– А вы разговаривали с миссис Бартон? – решил выяснить я.
– И это тоже не ваше дело, – буркнул он.
Но я догадался, что он с ней говорил. Ведь он знал, что Кэйт и детей не было дома, когда они подъехали. И к тому же в его группе отсутствовали женщины-полицейские. Он рассчитывал застать здесь одного Билла.
Поэтому
Джульет стояла подбоченившись. Я не видел девушку с ее детских лет, но был давно знаком с ее семьей. На вид она могла показаться миниатюрной, но под этой хрупкой оболочкой скрывалась настоящая великанша, старавшаяся вырваться наружу. Мать Джульет умерла, когда рожала дочь, и девочка выросла в мужской семье, с отцом-кузнецом и четырьмя старшими братьями. Вполне понятно, что манеры и увлечения самой младшей из них тоже стали мужскими, вернее, мальчишескими. В детстве по субботам она не отрывалась от телевизора, а в воскресенье с утра играла в саду в регби и в футбол. И, конечно, ездила верхом, постоянно ездила верхом – зимой на охоту, а летом тренировалась в пони-клубе. Школьные уроки просто заполняли ее время между другими, куда более важными занятиями. Сейчас, в двадцать пять лет, Джульет, как я полагал, впервые получила работу ассистента-тренера после должности грума во многих конюшнях Ламбурна.
– Эй, это брать нельзя. Тут наши списки и отчеты о скачках! – закричала она на полицейского, пытавшегося запихать объемистую тетрадь в синей обложке в полиэтиленовый пакет.
– Мы можем брать все, что хотим, – возразил Карлисл.
– Они также расследуют махинации на скачках, – пояснил я.
Джульет уставилась на меня и раскрыла рот.
– Билла арестовали по подозрению в мошенничестве на скачках, – добавил я. – Равно как и по подозрению в убийстве. Я здесь был и могу засвидетельствовать.
– Ну и чертовщина! – Она повернулась к Карлислу. – Тогда заберите и наших проклятых лошадей. Они пойдут соучастниками.
Ее слова вовсе не позабавили инспектора. Он вежливо попросил нас покинуть дом и позволить его подчиненным завершить работу.
Джульет и я направились в конюшни, где молодые ребята приводили в порядок лошадей. Дневной свет быстро мерк, и его ярко-желтые прямоугольники тянулись во двор из-под дверей стойл. Когда в железные ведра наливали воду из кранов, они громко звенели, а какие-то полускрытые тенями фигуры перетаскивали мешки с соломой и сеном. Во всяком случае, во дворе продолжалась нормальная жизнь.
– Добрый вечер, мисс Джульет, – поздоровался подошедший к нам мужчина, – по-моему, у старого Лидеда легкий жар в груди. Добрый вечер, мистер Холли. Рад вас видеть.
Я улыбнулся и кивнул ему. Фред Мэнли был старшим конюхом Билла Бартона с тех пор, как Билл стал тренером, получив лицензию у своего тестя, и больше не подрабатывал в конюшнях. Из-за обветренного лица с резкими морщинами Фред выглядел лет на десять старше своего возраста. Он провел слишком много времени на воздухе и привык объезжать галопировавших лошадей холодными ранними утрами. На самом деле ему не было и пятидесяти. Один из работяг старой школы, представитель уважаемой и редкой в наши дни когорты.