По заказу
Шрифт:
– О'кей, Фред, я погляжу, – отозвалась Джульет.
Они прошли к стойлу, расположенному посередине спуска к левому берегу реки, скрылись в нем, а я последовал за ними. Лидед Лайт повернулся и поглядел на нашу троицу. В последний раз я видел его в пятницу в Челтенхеме, отдавшего все силы скачкам на холме. И хорошо запомнил, как он вскидывал свою короткую голову в забеге на две мили. Сейчас он покорно стоял в устланной соломой спальне. Плотная, холщовая попона покрывала его туловище, защищая от мартовских вечерних холодов. На нем также был кожаный воротник, прикрепленный к
Джульет приблизилась к послушному животному с левой стороны, нагнулась и медленно опустила руку на заднюю ногу Лидед Лайта. Я следил за ее движениями, простыми, естественными, тысячу раз повторявшимися в одном только Ламбурне. Каждый тренер ежедневно проверял таким образом почти каждую лошадь. Ощупывание сухожилий – постоянная часть ухода за скаковой лошадью. Левая рука Джульет на передней левой ноге лошади чувствовала малейшие колебания температуры. Я посмотрел на свою левую руку, которую мог бы без всякого ущерба окунуть в кипяток.
Джульет выпрямилась.
– М-м-м. Очевидно, он немного ушибся в пятницу, – предположила она. – Сухожилия чуть теплее нормы, но ничего страшного тут нет. Спасибо, Фред. На день-два дадим ему работу полегче.
– О'кей, мисс, – откликнулся Фред. – А где хозяин? Разве его нет дома? Он просил меня выяснить, когда у конюхов выходные.
– Боюсь, что сегодня вечером он будет занят, – чуть поколебавшись, ответила Джульет.
Я надеялся на его скорое освобождение и с трудом удержался от смеха. В отличие от Соединенных Штатов, где наручники считались непременной принадлежностью арестованного, в Англии обходились без них. Вот и Билла увезли без каких-либо оков. Мне казалось, что он не станет томиться в кандалах у стены темной, полицейской камеры.
– Мне надо проверить каждое стойло. Пройти по кругу, – предупредила Джульет. – Фред, накорми их, как обычно.
Он кивнул и исчез в полумраке. Она повернулась ко мне.
– Вы не хотели бы со мной прогуляться?
– Да, конечно, – согласился я.
И мы обошли весь конюшенный двор, осмотрев пятьдесят две лошади. Вновь появившийся Фред суетился вокруг каждой из них, точно заботливый дядюшка. Там был и Подсвечник, выглядевший не хуже остальных, если учесть его нагрузку в минувшую неделю. Он поднял голову, окинул нас беглым взглядом, а потом снова сосредоточился на своем ужине из овса и высевок.
Фред бросился к одному из конюхов, осыпав его проклятиями за курение рядом с деревянными стойлами.
– Пожар для тренеров – самый страшный кошмар, – заметила Джульет. – Лошади паникуют, очутившись рядом с огнем, забиваются в стойла и отказываются выходить, разве что какой-нибудь храбрец откроет для них дверь. Мы повсюду развесили объявления, напоминающие конюхам, что курить во дворе нельзя. А еще поставили огнетушители и ведра с песком на случай пожара. – Она указала на ярко-красные огнетушители и заполненные песком ведра в углах двора. – Но всегда находится кто-то, плюющий на наши предупреждения. Или просто недоумки – они нарочно играют с огнем и поджигают солому. Я спрашиваю таких: «Ты что, совсем сдурел?»
Я слушал ее вполуха
– А как по-вашему? – сразу отозвалась она. – Я ошеломлена. И до сих пор прийти в себя не могу.
Но никакой особой ошеломленности в ее интонациях не улавливалось, и я задался вопросом: «В чем тут дело? Неужели она так предана Биллу и не признается, что он втыкал шприцы в задницы лошадям, стреноживал их и раздавал жокеям взятки после проигрышей, вынимал из бумажника мятые двадцатки? А Джульет все это видела».
– Ты можешь вспомнить избыток лошадей, проигравших на коротких дистанциях? – поинтересовался я. Это был классический образец злоупотреблений.
– Нет, – пожалуй, слишком быстро ответила она. – Многие фавориты иногда не побеждали, и вы это знаете. В противном случае букмекеры оказались бы не у дел. А вы когда-нибудь видели бедного букмекера?
– О'кей, – уточнил я. – Речь идет не только о проигравших на короткой дистанции, а о лошадях, пробежавших хуже, чем от них ожидали. О тех, кто проиграл, когда должны были победить.
– Это постоянно случается. И отнюдь не означает, что кто-то смошенничал. Ведь лошади – не машины, как вам известно. И у них тоже бывают неудачные дни. – Она явно насторожилась и была готова в любой момент взорваться. – Вы же не хотите, чтобы я сказала: Билл и я заранее договаривались, какая лошадь победит, а какая проиграет? Не стройте из себя простачка. Билл – человек честный и прямой, как стрела.
«Любопытно, верит ли она своим словам». Я им не поверил.
Выло уже больше шести вечера, когда я оставил Джульет спорить с главным инспектором Карлислом.
– Откуда мне знать, какая лошадь и где поскачет завтра, если вы забрали компьютеры с перечнем скачек? – огрызнулась она, не скрывая своих чувств.
– А уж это не моя проблема, мисс, – парировал Карлисл. Я покинул их. Похоже, Карлисл проигрывал сражение, и я подумал, что без меня ему легче будет справиться со сложившейся ситуацией.
К тому времени полиция набрала в доме Билла и его кабинете столько материала, что, не медля ни секунды, выехала из Ламбурна.
Я отъехал вслед за ними и двинулся к Лондону по шоссе М4, навстречу потоку машин – как-никак был час пик, – и от нескончаемого слепящего света фар у меня разболелась голова.
Ну и что дальше?
Джонни Энстон попросил меня расследовать, как скачут его лошади. Раньше я бы выбрал привычный путь и расспросил его жокея и тренера. Но теперь одного из них убили, а второго арестовали по подозрению в этом убийстве, и оба события произошли до того, как я смог задать им нужные вопросы.
Я решил встретиться с самим лордом Энстоном.
– Великолепно, – произнес он, когда я позвонил ему. При одной действующей руке аппарат было вполне уместно крепко прижимать к рулю. В случае необходимости я мог бы поворачивать баранку и поднятым коленом, но не рекомендовал бы подобный способ для больших дорог, где машины несутся на предельных скоростях.