По закону войны
Шрифт:
Утро следующего дня принесло новость.
Для артистов их продюсеры, директора, спонсоры организовали чартерный рейс. И «Ту-134» «Аэрофлота» прибыл на аэродром Моздока в восемь утра. Бывшие заложники быстро собрались, Тоню на носилках вынесли из медсанбата. Бригаду отправили к самолету «вертушкой», в то время когда командир отряда «Кавказ» объявил группам общее построение.
Стоя в строю, майор Рудаков проводил взглядом взмывший в небо вертолет, уносивший от него ту, которая ранила его сердце. В груди защемило. Но так было лучше для них обоих. Судьба сама распорядилась их отношениями. Жестоко, но, по большому
Майор, оторвав взгляд от «Ми-8», перевел его на Железнова, ставившего задачу отряду на транспортировку к месту постоянной дислокации. Борис слушал и не слышал, о чем говорит командир «Кавказа». Сейчас он вообще ничего не слышал и ни о чем не думал. Он прощался с тем, чего познать ему было не дано.
А по возвращении на базу майор получил месячный отпуск. На базе лежала кипа писем от брата, но Борис так и не прочел ни одно из них.
Смысл? Если вскоре они встретятся и будут иметь возможность наговориться вдоволь без всяких посланий. Он собрал необходимые вещи и отправился на вокзал, предварительно послав телеграмму брату. Ехать до Павловска на своей «десятке» он не решился, машина новая, неизвестно, как еще поведет себя в пути, поездом надежнее.
Билет взял сразу и удобно устроился на верхней полке купе в предвкушении целого месяца безделья. Где не будет войны, различных заданий, бессонных ночей в засадах, стремительных штурмов колонн, караванов, аулов с опасными отходами, где не будет крови! А будет только отдых и обычная мирная жизнь, которой живут миллионы его сограждан. Как и должны жить люди! И которой, пусть всего месяц, если не отзовут раньше, будет жить и он, майор спецназа Борис Рудаков.
Часть II. ВЗРЫВНАЯ ВОЛНА
ГЛАВА 1
Через сутки, в воскресенье 6 июля, Борис с десантной сумкой на плече вышел из поезда на платформу железнодорожного вокзала города Павловска. Странно, но майор сразу не узнал родного, по матери, брата, который встречал его. Так сильно изменился он за эти два года. Осунулся, поседел, даже как-то состарился. Морщины мелкой сетью покрыли прежде веселое, открытое, радушное лицо Николая Шевченко. У них с Борисом были разные фамилии, что не мешало им считать друг друга и быть друг другу родными.
Мать у них была одна. А вот отцы – разными. Папа Бориса, также офицер-десантник, в восьмидесятых годах пал под Кандагаром в Афганистане. Через несколько лет появился отчим, дядя Женя, отец родившегося вскоре Николая. Разница в возрасте братьев составляла пять лет. Борис, естественно, был старше. Они жили дружно, по-братски любили друг друга. Было в их отношениях одно обстоятельство, которое угнетало обоих, но о нем сейчас Рудаков не хотел думать. Все же оно не настолько влияло на них, чтобы придавать ему особое значение и мешать оставаться Борису и Николаю братьями. Поэтому изменения, произошедшие с Николаем за каких-то два года, отозвались в сердце Бориса непонятной тревожной болью и еще неосознанным предчувствием чего-то нехорошего.
Николай стоял на перроне, одетый почему-то в простенькие поношенные брюки и застиранную рубашку, в истоптанных туфлях, небритый, уставший. Последнее обстоятельство еще можно было как-то объяснить: все же они с братом владели оставшимся от рано ушедших из жизни родителей наследством
Николай подошел к майору.
– Здравствуй, Борис!
В голосе и глазах брата ни искорки радости от долгожданной и всегда пышной встречи, только какая-то затаенная, очевидно, мучившая Николая печаль, скрытое страдание. Но почему, отчего?
– Здравствуй, Коля! Что-то видок у тебя не фартовый?!
Шевченко промолчал. Рудаков же спросил:
– Случилось что, брат?
– Давай, Борь, обо всем потом! А сейчас обнимемся, что ли? Ведь два года не виделись и не общались.
Рудаков сбросил на асфальт сумку, прижал брата к себе:
– Ты не представляешь, Коль, как я рад видеть тебя!
– Я тоже, Борь, – так же печально, что не соответствовало словам, ответил Николай.
Борис отстранил его от себя:
– Коля! Я вижу, как ты «рад» моему приезду. Что стряслось за эти два года?
Николай взял сумку брата, проговорив:
– Поехали домой, там обо всем и поговорим. Не объясняться же нам здесь, на перроне, на виду у публики?
– Ну, поехали.
Братья вышли на привокзальную площадь.
Борис попытался отыскать взглядом среди массы автомобилей знакомую «Ауди», но не увидел ее. Вместо иномарки Коля подвел майора к старой битой «шестерке». Молча открыл дверки, положил сумку брата на заднее сиденье, указал Рудакову на место переднего пассажира:
– Садись, Боря. Теперь я раскатываю чисто на отечественных, подержанных автомобилях.
Майор взорвался:
– Да что, черт бы тебя побрал, все это значит? Одежда бомжа, вместо машины какая-то развалюха со свалки?
Николай посмотрел на брата, тихо проговорил:
– Не кипятись, майор. Беда у меня страшная, брат. Но обо всем, как договаривались, дома. И, пожалуйста, ничему больше не удивляйся, пока не выслушаешь всю историю моего падения, о которой я тебе, кстати, писал. Но ты, как видно, даже не вскрывал мои письма.
Борис признался:
– Да, писем твоих я не читал. Не было возможности. Они приходили на центральную базу, а у меня постоянные командировки! Только и увидел кипу твоих посланий, как вернулся после очередной прогулки на Кавказ. Подумал, чего их читать, если скоро встретимся.
Николай укоризненно произнес:
– Вот-вот! А если прочитал бы, то сейчас ни о чем не спрашивал бы. Был бы в курсе всех несчастий, которые внезапно и сравнительно недавно обрушились на нашу семью.
– Ничего не понимаю! Ладно, давай до дома. Там объяснишь обстановку.