По затерянным следам
Шрифт:
— Вихряй, что ты там шепчешь? — строго спрашивает Николай Иванович.
— Я? — вскочил Петя. — Я… ничего.
— Трус ты, — почти вслух говорит Тамара.
Николай Иванович сквозь очки внимательно смотрит на девочку и та, почувствовав на себе взгляд учителя, встает.
— Вы посмотрите в уголок доски…
— А что там?
— Задача там написана.
Николай Иванович нагнулся к доске и, резко выпрямившись, отошел. У его губ появились две глубоко врезавшиеся морщины, будто ему стало очень
В который раз он должен говорить о поведении Степана Клочко. Тот же, словно ничего не случилось, усмехался.
— Чему смеешься?
— Смешно.
Николай Иванович почти вплотную подошел к Степану.
— Смешно, говоришь?
— Вы думаете, я написал на доске задачу?
— Кто же?
Степан обернулся к классу: тридцать пять пар глаз смотрели на его пухлые щеки. Только один не поднимал головы. Это был Егорка. Он сидел на парте, не смея дохнуть.
— Кто же это сделал?
— Егор Синюхин, вот кто. Взял тетрадь у Тамары Березко и переписал…
До конца уроков Егорка не выходил из класса, и дежурный Петя Вихряй его не трогал: пусть сидит. Никто к нему на переменах не подходил, он один переживал случившееся. Степан не заговаривал тоже: он словно перестал замечать Егорку, и от этого было еще больнее. Ведь виноват, прежде всего, Степан, он его подбил, почему же ему одному отвечать? Почему считают, что он переписал у Тамары задачу? Егорке стало очень горько.
На последней перемене к Егорке подошла Тамара. Под ее участливым взглядом он опустил голову.
— Я не сержусь на тебя, слышь, Егорка, — тихо сказала Тамара.
— Не сердишься? Правда?
— Честное пионерское. Скажи, как это получилось?.. Ты сам писал?
— Сам, — еле слышно ответил Егорка.
— Ладно, — Тамара внимательно посмотрела своими большими серыми глазами на Егорку, — останешься сегодня на совет отряда.
На заседании совета отряда присутствовали Тамара Березко, Борис Синиченко, Петя Вихряй, Игорь Колесниченко. Вожатой Ирины Хорошун не было, она обещала прийти позже, как только вернется из горкома комсомола. Тамара попросила присутствовать на совете отряда классного руководителя. Николай Иванович, конечно, пришел и сидел на первой парте.
Степан и Егорка сидели на разных партах.
Речь шла о случившемся на уроке арифметики, об отказе Степана и Егорки участвовать в уборке школьного сада. На вопрос, почему не пошли в сад, Степан ответил, что у него было срочное дело дома, а про Егора он ничего не знает, тот пошел за ним сам. Все в классе знали, как это было. Спросили Егорку, почему он не пошел в сад.
— Я не хотел.
— Неправда, ты собирался, — заметил Боря Синиченко.
— Никуда я не собирался.
— Мы видели, — сказала Тамара. — Тебя Степан не пустил.
—
— Клочко, тебя пока не спрашивают, — сказал Николай Иванович.
Клочко притих, но когда Егорка ответил, что сам писал на доске решение задачи, снова злорадно хмыкнул:
— Ага, видали!
Тамара посмотрела на Степана широко открытыми глазами — так она всегда делала, когда сердилась. Однако тот не обратил на это ровно никакого внимания.
— Ты что-то хотел сказать, Клочко? — спросила Тамара.
— Я? Ничего. — Степан приподнялся, уперся руками в парту. — Я только говорил, что неправильно получается, всё валят на меня… Нужно по-честному рассудить.
— Правильно, по-честному, — сказал Николай Иванович.
Степан с победоносным видом расселся на парте. Вот, мол и учитель за него.
Неужели Егорка действительно виноват?
Николай Иванович подошел к Егорке, положил на плечо руку. Егорка понимает — учитель хочет ободрить, словно просит быть сильнее, смело рассказать обо всем, что нужно.
— Скажи нам, как всё было, — просит, а не спрашивает учитель.
— Ну, Егорка, — шепчет сухими губами Тамара.
— Скажи, — волнуется Боря Синиченко.
Петя Вихряй, не отрываясь, смотрит на Егорку: «Ну, скажи хоть слово».
— Трус он, ваш Егорка, — бросил, как ударил по лицу, Степан.
Егорка поднимает голову и встречает ободряющий, теплый взгляд Тамары.
— Он говорит, что я трус. — Егорка не смотрит на Степана. — Мне стыдно, потому я молчал… Я бы никогда не взял Тамарину тетрадь… Честное пионерское! Он… меня заставил.
Лицо Егорки краснеет, капельки пота собираются на висках и верхней губе.
— И на речке. Каждый раз я должен грести, пусть сам попробует. Он всё хвастается, а грести не умеет… И вообще я больше с ним на речку не пойду!.. И дружить с ним не буду! — голос Егорки становится звонче, будто в нем стальные струны появились. — Обманщик он.
В классе стоит тишина. Николай Иванович сурово смотрит на растерявшегося Степана. Тот, видимо, не ожидал такого от тихони, каким считал Егорку. Тамара кивает головой, словно подтверждает каждое слово товарища. И другие члены совета одобряют слова Егорки.
— Что скажет совет отряда? — спрашивает после небольшой паузы Тамара.
— Может быть, на первый раз Егору Синюхину простить, — предлагает учитель.
— Простить!.. Простить! — подхватывают Боря Синиченко и Петя Вихряй.
— А как быть с Клочко? — Учитель смотрит на членов совета.
— Клочко сделать выговор перед строем отряда и сообщить его родителям, — предлагает Тамара.
Совет так и решает.
Из школы выходят вместе. Только Степана Клочко нет: обиженный на всех, он первым покинул класс.