По затерянным следам
Шрифт:
Мальчики двигались в обратном направлении — от подземного зала к перекрестку. Они считали, что от этого места им легче будет найти верный путь к выходу.
Сейчас важнее всего — не терять времени и, пока есть силы, идти, искать, во что бы то ни стало искать выход. Но идти быстро не так-то было легко. Козик еле двигался. Они отошли от зала не дальше чем на тридцать метров и остановились.
— Ничего, Васек, дойдем, — сказал Андрейка, вытер рукавом лоб и шею и устало опустил голову.
— Андрей, слышишь, — Боярченко кашлянул и придвинулся вдруг к Андрейке.
Седых никак
— Я…я помогу.
— Ты? — Андрейка недоверчиво взглянул на Федю.
— Я тоже буду нести… его. Понимаешь? — последние слова он произнес шепотом.
Но Козик услышал. Он обернулся и с горькой обидой сказал;
— Я лучше поползу… На руках поползу.
— А ты молчи… лучше… — вспылил Федя, хотел еще что-то добавить, но вмешался Андрейка.
— Снова начинаешь… Разве так поступают настоящие товарищи, когда… бывает трудно?
Андрейка ничего больше не сказал, но Федя понял. Седых напоминал о великой дружбе, которая вливала силы, вселяла надежду в мужественные сердца людей, шедших на верную гибель, но не сдававшихся… Как же им не стыдно ссориться? Нужно помогать друг другу — это главное, и только в этом их сила…
Федя не смел взглянуть на Андрейку. Он хорошо понимал, о каких «настоящих товарищах» напоминал Андрейка.
Привал кончился по сигналу Андрейки. Но прежде чем он подошел к Козику, к нему приблизился Боярченко. Подхватив Васю под мышки, помог ему подняться.
— Опирайся… сильнее только, — сказал Федя просто, как будто никогда ничего между ними не было. — И… не дуйся.
Вася несколько секунд колебался, потом неуверенно положил руку на плечо Феди.
Теперь дорогу освещал Андрейка. Федя и Андрейка сменялись попеременно, помогая идти Васе Козику.
Через час они добрались до перекрестка.
Снова сделали привал. Сели у стены, вытянули уставшие ноги. Но не сиделось. Мучила жажда. А воды не было: Ни одной капли.
— Давайте съедим сыр, — предложил Седых. Он достал из ранца оставшиеся два куска сыра и разделил их на равные три части. Но это только казалось, что сыр утолил жажду. Через несколько минут она разыгралась с новой силой.
Считая себя виновным перед товарищами, Федя мучительно думал над тем, где бы достать хотя бы полбутылки воды… В подземельи чувствовалась затхлая сырость, но воды не было. На стенах в этой части подземной галереи не росли даже грибы. Может быть, вода есть в колодце, но как ее оттуда достать? Веревки нет, а без нее до воды не доберешься.
Седых думал о том же, но тоже ничего не мог придумать.
В тишине мальчики вдруг услышали, как где-то в боковой галерее что-то методично стучит — тихо, едва слышно, однако обостренный слух не мог их обмануть.
— Я схожу, — заторопился Федя. — Вы посидите, а я сбегаю… Может, там есть вода.
— Погоди.
— Чего ожидать…
— Далеко только не забирайся, — предупредил Седых.
Галерея, в которую вошел Боярченко, была такой же, как и все остальные. Неширокая, в рост человека высотой. Неровные стены, выступающие глыбы земли делали ее мрачной и глухой. Федя, освещая себе путь и вырезая ножом на стенах метки, шел всё дальше
Вскоре он заметил, что галерея уходит влево, и вдруг остановился перед глухой стеной. Он осмотрелся, и здесь увидел то, что стучало. Это действительно была вода. Она стекала откуда-то сверху, тонкой, как нитка, струйкой, бежала по стене и падала вниз. Боярченко осветил место падения воды, подставил руку и, когда натекло немного, хлебнул. Вода оказалась безвкусной, но Федя снова подставил руку, чтобы напиться, и наткнулся на палку. Он поднял ее, ощупал, как слепой, внимательно оглядел. Федя узнал ее. Это была его собственная палка, которую он вырезал перед походом в лес! Значит, здесь должен быть выход! А вода, очевидно, дождевая. Дрожащей рукой он высоко поднял фонарь. Свет заплясал по стене, поднялся выше и уперся в потолок. Прямо над головой лежал большой плоский камень. Тот самый!..
Позабыв, зачем он шел и что искал, Боярченко побежал обратно.
— Вася! Андрейка! Сюда! Скорее! — кричал он что есть силы и бежал, падал, ударялся о что-то острое, вставал и бежал снова.
Когда Тина осталась одна
Тина сидела у входа в пещеру, с нетерпением ожидая возвращения Седлецкого и Волошко. В другом месте и в иное время она бы одна не осталась. Зачем они так сделали? Конечно, проверяют: боится она или нет, и, наверно, думают, что нельзя ей доверять такого дела, как разведка. Тина могла бы им доказать, что ничего она не боится. Вот сейчас встанет и уйдет домой — одна уйдет. Лес она знает хорошо, сколько раз с мамой и девочками приходила сюда собирать ягоды. А что если на самом деле уйти и всё?.. Огляделась, увидела в пещере ранцы и мешки товарищей и передумала: оставлять их на произвол судьбы нечестно. Мало ли что может произойти.
Тина осталась. Темные густые тени закрыли всю поляну. Недалеко в лесу, может быть, в ста метрах от поляны, вдруг ухнул филин: заливистое эхо раскатилось по чаще. Тина вздрогнула, подобрала ноги и тесно прижалась к стене пещеры. Одна коса ее лежала на плече, другая свесилась почти до земли.
Прошло полчаса, возможно, больше. И вдруг она почувствовала что-то необычное. Отчетливо послышался стук. Стучали, однако, не на поляне, постукивали где-то здесь — в пещере. Она осмотрелась, из-за куста шиповника в это время проглянул бледный свет луны, и почти вся пещера осветилась голубым сиянием. Нет, в пещере никого не было.
Тина настороженно слушала: вдруг снова раздастся тот стук? Но, кроме учащенного биения собственного сердца, она пока ничего не слышала. Прошло еще несколько минут, и в том самом месте, где лежал камень, застучали — сначала один раз, потом еще, потом послышалось какое-то приглушенное бормотание.
Тина почувствовала, что по спине у нее поползли мурашки. Звать на помощь она не могла — язык ее онемел.
В минуту внезапной опасности человек часто забывает об источнике этой опасности, он только видит ее и ищет средств к защите. Так случилось и с Тиной. Она забыла о том, что в лесу, недалеко от этой поляны, потерялся ее школьный товарищ. Она слышала подозрительные невнятные шорохи, и это ее пугало.