По землям московских сел и слобод

Романюк Сергей Константинович

Новослободская улица никогда не считалась престижной. Жизнь тут была дешевой, ее населяли мелкие чиновники, мещане, торговцы, ремесленники. На улице есть несколько памятных мест, связанных с именами русских художников, и надо думать, что выбирали они здесь жилье именно из-за дешевизны.

Недалеко от начала улицы, на правой ее стороне, жил выдающийся русский художник Василий Иванович Суриков. В июне 1884 г. он вернулся из поездки по Европе и поселился в доме некоего Ксенофонта Збука, владельца пуговичной фабрики (дом находился на месте современной пустой площадки около входа в метро "Менделеевская").

Как вспоминал художник А. Я. Головин, "его (Сурикова - Авт.) скромная мастерская... была недостаточно светла

и недостаточно просторна для работы над большими полотнами... Василий Иванович занимал две небольшие квартиры, расположенные рядом, и когда писал свою "Боярыню Морозову", он поставил огромное полотно на площадке и передвигал его то в одну дверь, то в другую, по мере хода работы". Суриков, как обычно, делают множество подготовительных этюдов к картине: "Все с натуры писал... Я все за розвальнями ходил, смотрел, как они след оставляют, на раскатах особенно. Как снег глубокий выпадет, попросишь во дворе на розвальнях проехать, чтобы снег развалило, а потом начнешь колею писать. И чувствуешь всю бедность красок. И переулки все искал, смотрел, и крыши где высокие". Суриков жил в доме Збука до весны 1887 г., когда, закончив "Боярыню Морозову", уехал в долгожданную поездку к родным в Красноярск. Вновь он поселился здесь в конце 1892 г., переехав с Цветного бульвара: "На той квартире, - писал он родным, - невозможно было работать - совсем темно. Збук мне немного уступил: плачу не 60 рублей, а 55 рублей - все хоть немного на дрова перехватит".

Здесь Суриков прожил довольно долго - до лета 1896 г., заканчивая картину "Исцеление слепого Иисусом Христом", начатую им в самую тяжелую годину, после смерти горячо любимой молодой жены (это с нее он писал Марию Меншикову в картине "Меншиков в Березове"). В этом же доме Суриков работал над этюдами к картине "Покорение Сибири Ермаком", а саму картину писал в одном из больших залов Исторического музея; здесь же он задумал писать "Переход Суворова через Альпы".

Рядом с домом Збука стояли винные склады купцов Трофима и Дмитрия Пановых, для которых в 1886 г. по красной линии улицы было выстроено двухэтажное здание (N 24).

Несколько далее по улице, за палисадником, стоял небольшой одноэтажный домик с мезонином, который с июня 1882 г. принадлежал Ивану Федоровичу Червенко. Он был инженером на Московско-Курской железной дороге, а в возрасте 36 лет поступил в Училище живописи, ваяния и зодчества и получил специальность архитектора. У себя в саду Червенко построил мастерскую, где в конце 80-х - начале 90-х гг. прошлого века работали молодые художники, составившие гордость и славу русского искусства.

В конце 1880-х гг. здесь поселяется молодой Константин Коровин, а позднее к нему присоединяется Валентин Серов, для которого Червенко строит еще одну мастерскую рядом. Вероятно, о новоселье в этой мастерской писал В. М. Васнецов к Е. Г. Мамонтовой 22 октября 1891 г.: "Серовы праздновали открытие мастерской. Пир удался блестяще и даже с оригинальностью художественной...

Были танцы, были споры, угощение на широкую ногу... Угощения составлены были на прилавке (как в магазине) целыми ящиками и бочонками - оригинально".

Вскоре к двум художникам присоединился третий. Коровин вспоминал: "Однажды в октябре [1889 г.
– Авт.] поздно вечером я шел в свою мастерскую на Долгоруков-скую улицу. Фонари светили через мелкий дождик. На улице грязно. "Костя Коровин" - услышал я. Передо мной стоял Михаил Врубель".

Он только что приехал из Киева и решил поселиться у Коровина, который так описывал их быт: "Денег у Михаила Александровича не было ни рубля, он взял у меня двадцать пять рублей - у меня тоже было плохо, пошли в магазин на Кузнецкий мост и купили духи, мыло „Коти"... В мастерской утром делалась ванна - брался большой красный таз, грелась на железной печке вода, в нее вливались каплями духи - раз, два, три и т. д., потом одеколон. Михаил

Александрович вставал ногами в таз и губкой от затылка выпускал пахучую воду. Еще купили самый лучший ликер, и через неделю у нас ничего не было. Михаил Александрович вздумал сам готовить. Послал дворника за яйцами, положил их в печь в уголок - они все лопнули. Я смеялся, он обиделся".

Сюда, к художникам, часто приходил после спектаклей Федор Шаляпин; тогда посылали дворника за снедью в ближайший трактир и сидели за полночь.

Мастерскую в доме Червенко Коровин и Серов занимали примерно около трех-четырех лет: в начале 1894 г. их там уже не было, и Н. Н. Ге хлопотал о том, чтобы получитьодну из двух мастерских с верхним светом, прежде занимаемых ими.

Теперь, конечно, этого участка не узнать. Еще в конце XIX в. сам владелец решил извлечь побольше дохода из него и построил по своему проекту жилой дом по красной линии улицы, сохранившийся до нашего времени (N 28). В 1903 г. владение Червенко было продано товариществу кондитерской фабрики "Реномэ", еще до этого приобретшему соседний участок. В глубине его сейчас можно видеть краснокирпичное производственное здание, построенное по проекту Ю. Ф. Дидерихса в 1901 г.

Далее по Новослободской улице, но уже не на территории бывшей Новой Дмитровской слободы, а за нею, за городом, в конце XVIII в. выстроили тюрьму и назвали ее по ближней солдатской слободе Бутырской.

Ее стены и здания не видны с улицы - они находятся за домом N43. А. И. Солженицын писал о ней в книге "Архипелаг ГУЛАГ": "У, какая суровая высокая стена на два квартала! Холодеют сердца москвичей при виде раздвигающейся стальной пасти этих ворот".

Это те самые зловещие Бутырки, приобретшие мрачную славу еще во времена отдаленные, но многократно "прославившиеся" за советское время. Сколько сломанных судеб, сколько загубленных жизней, сколько трагедий знают стены этой тюрьмы!

Вот слова того же Солженицына, вспоминавшего, как его привезли в эту тюрьму: "Освещенная из-под двух куполов двумя яркими электрическими лампами, камера спала вповалку, мечась от духоты: жаркий воздух июля не втекал в окна, загороженные намордниками. Жужжали бессонные мухи и садились на спящих, те подергивались... Остро пахла параша - разложение ускорялось в такой жаре. В камеру, рассчитанную на 25 человек, было натолкано не чрезмерно, человек восемьдесят. Лежали сплошь на нарах слева и справа и на дополнительных щитах, уложенных через проход, а всюду из-под нар торчали ноги".

Здание Бутырского тюремного замка, как тогда именовалась тюрьма, было построено в конце XVIII в. самим Матвеем Казаковым, знаменитым московским архитектором. В плане это был квадрат, окруженный стенами с башнями по углам, с внутренними корпусами и церковью во имя Благовещения посередине. В 1879 г. в Бутырском замке устроили церковь во имя св. Александра Невского - в связи с закрытием пересыльной тюрьмы в бывшем Колымажном дворе на Волхонке ее храм перевели сюда, в Бутырки.

С правой стороны от Новослободской улицы, на углу Бутырского вала и Приютского переулка находится надстроенное здание бывшего приюта Василие-Кесарийской церкви (она находилась на 1-й Тверской-Ямской улице) с церковью св. Александра, архиепископа Константинопольского (Бутырская ул., 26; архитектор А. С. Каминский. 1892 г.).

Почти в конце нынешней Новослободской улицы уже на исходе XIX в. образовался Скорбященский монастырь.

В конце XVIII - начале XIX в. эти места, которые назывались Новым Сущевым, облюбовали богатые дворяне - Скавронские, Вадбольские, графы Толстые, устроившие тут загородные усадьбы. Среди них была и обширная - более 6 десятин - усадьба вдовы действительного тайного советника Н. В. Шепелевой. По воспоминаниям современника, "это была как бы подмосковная усадьба. Длинный одноэтажный деревянный дом… много служб и флигелей, обширный парк и большая луговина..."