По землям московских сел и слобод
Шрифт:
Славны Питер и Москва.
До чего народ доходит
Самовар в упряжке ходит.
Но вскоре железная дорога стала привычной: беспрецедентное железнодорожное строительство буквально преобразило страну. Именно оно послужило своеобразным рычагом, потянувшим за собой и промышленность и земледелие. Вторым решающим фактором был интенсивный приток иностранных инвестиций, которые позволили России преодолеть в считанные годы пропасть, отделявшую ее, полуфеодальную страну с неразвитым транспортом, отсутствием промышленности и товарного земледелия, от передовых и развитых стран Запада, подойти к промышленной революции и совершить ее.
Рост железнодорожного строительства в России в конце XIX века впечатляет даже и по сегодняшним меркам - в среднем за год укладывалось более 2,5 тысяч километров путей. Именно в это время на окраинах Москвы растут один за другим железнодорожные вокзалы, а на бывшем Каланчевском
После Николаевского вокзала здесь появился Ярославский или, как его тогда называли, вокзал Троицкой железной дороги, ибо путь протянули сначала только до Сергиева посада, где находилась Троицкая лавра. Первоначально предполагалось выстроить вокзал на 1-й Мещанской, на месте университетского ботанического сада, но университет не согласился отдать его, и тогда решили сосредоточить все вокзалы в одном месте. Новый вокзал Троицкой дороги, построенный, по свидетельству известного инженера, инспектора частных железных дорог России А. А. Дельвига, по проекту архитектора М. Ю. Левестама, был небольшим и невидным зданием. Московский митрополит Филарет 18 августа 1862 г. совершил молебствие и освятил вокзал перед открытием железной дороги, хотя он считал, что дорога, ведущая в Троице-Сергиеву лавру, будет "...вредна в религиозном отношении", и вот почему: "Богомольцы будут приезжать в лавру в вагонах, в которых наслушаются всяких рассказов, и часто дурных, тогда как теперь они ходят пешком и каждый их шаг есть подвиг, угодный Богу".
В связи с тем, что позднее дорога достигла Архангельска и соединила Москву с огромными территориями русского Севера, которому многие, и в их числе владелец дороги Савва Мамонтов, предрекали большую будущность, вокзал, вернее его фасадную часть, перестроили полностью. Автором этого весьма необычного и по сегодняшним меркам здания был Ф. О. Шехтель (1902 г.). Главный акцент - на входе в вокзал, напоминающем открытые крепостные ворота в нижнем ярусе могучей башни. На здании вокзала помещены лепные гербы Москвы, Ярославля и Архангельска.
И, наконец, последним на этой площади выстроили вокзал дороги на Рязань, первый участок которой - до Коломны - открыли для движения 20 июля 1862 г. (он, возможно, единственный в России с левосторонним движением: "виновниками" этого были английские проектировщики и инженеры). Вокзал - длинное одноэтажное здание с центром, выделенным башенкой, выстроенный по проекту архитектора А. П. Попова, оказался тесным по мере расширения движения и присоединения новых линий, и вместо него в 1914 г. заложили новый, более обширный, по проекту молодого и талантливого А. В. Щусева (любопытно, однако, отметить, что еще в 1911 г. существовал проект другого архитектора, маститого Ф. О. Шехтеля, удивительно схожий со щусевской постройкой - то же сочетание деталей древнерусского зодчества, то же использование декоративных мотивов, та же высокая башня, то же распределение зданий по фронту застройки...).
Архитектор внимательно исследовал многие русские постройки XVII века, заимствуя и творчески перерабатывая их детали: так, мотивы декоративной обработки портала большого арочного проема башни вокзала со входом в вестибюль заимствованы у ворот здания женского отделения Преображенской старообрядческой общины, полукруглые гребешки - у собора в Астрахани.
До советской власти вокзал так и не окончили, его строили до 1926 г., а отделывали до 1940 г.: перед войной вокзальное здание решили сделать роскошным и поэтому облицевали его ценным уральским мрамором "уфалей", не гармонирующим с замыслом всего сооружения. Отделку интерьеров вокзального ресторана и вестибюля выполнил художник Е. Е. Лансере. Живописное соединение разновысоких объемов, объединенных одним декоративным решением, переработанные детали русской архитектуры конца XVII в., доминанта всего ансамбля, башня Суюмбеки, высотой 73 м, копирующая башню в Казанском кремле, красивые часы со знаками зодиака - все это делает здание Казанского вокзала, (как он стал называться после продления линии до Казани) одной из архитектурных достопримечательностей Москвы. В последнее время Казанский вокзал преобразился: к старому зданию пристроили новое, в том же стиле, со стороны Рязанского проезда (у путей соединительной ветки) и Новорязанской улицы (архитектор В. М. Батырев). Над семнадцатью железнодорожными путями, подходящими к зданию вокзала, было сооружено огромное застекленное покрытие - площадь его более 19 тыс. кв. метров, опирающееся всего на восемь опор. Под вокзальными зданиями проложен самый длинный в Москве тоннель, по которому можно попасть в любой из трех вокзалов на площади.
К вокзалу с левой стороны примыкает массивный полукруг здания, не предусматривавшегося оригинальным проектом - это "КОР", то есть клуб имени Октябрьской революции, также спроектированный Щусевым и выстроенный к 10-й годовщине этой революции. Сюда Ильф и Петров решили поставить стул мадам Петуховой, тот самый, где и были запрятаны бриллианты, в поисках которых концессионеры Остап Бендер и Киса Воробьянинов исколесили полстраны.
Надо отметить, что эти три вокзала - Николаевский, Ярославский, Казанский - не единственные вокзальные сооружения на Каланчевской площади. О четвертом знают немногие - еще есть так называемый царский павильон, построенный
Площадь, превратившуюся еще в прошлом столетии в важнейший транспортный узел города, в советское время решили соединить линией метро с центром. И здесь находятся две станции - одна радиальная, первой очереди 1935 г. (архитектор Д. Н. Чечулин), на капителях колонн которой изображены таинственные буквы "КИМ", (что означает "Коммунистический Интернационал Молодежи"), и вторая, кольцевая, 1952 г., автор которой А. В. Щусев вернулся к теме оформления Казанского вокзала. Но если на здании вокзала детали русского архитектурного орнамента, даже преувеличенно большие, смотрятся еще более или менее нормально, то под землей, даже несмотря на большие размеры станции метро, они кажутся уже гротескными.
От площади далее на северо-восток, идет Краснопрудная улица, названная потому, что она проходила у Красного пруда, который находился рядом с нынешним Ярославским вокзалом, на месте современных домов NN 1, 3 и 5. Застройка на этой улице появилась уже сравнительно недавно - в основном, в XIX и XX вв., раньше же это была сельская дорога, вьющаяся среди полей и огородов через Каланчевское поле, мимо пруда и Сокольников, к Яузе и дальше на северо-восток.
У пруда раскинулось большое село Красное, название которого сохранилось в именах улиц Верхней и Нижней Красносельской и станции метро первой очереди. Существовало оно, надо думать, с давних времен, но в документах село упоминается впервые в 1423 г. в завещании великого князя Василия II: "А благословляю своего сына, князя Василья, своею вотчиной, чем мя благословил отец мои... А из сел даю сыну своему князю Василью:... селце оу города оу Москвы над Великим прудом..." В документе 1461 г. подчеркивалось, что к селу Красному "тянут" городские дворы, откуда можно заключить, что тогда село по сути дела стало уже частью города. Пруд действительно был Великим - по площади почти равным всему Кремлю. Потом он стал называться так же, как и село, Красным, то есть красивым. У пруда в Троицын и Духов дни было так называемое "русальное" гулянье, и хотя Стоглав, свод правовых норм, принятый в 1551 г., порицал эти игрища, дошедшие от языческих времен, но мне кажется, что авторы его не смогли сдержать невольной симпатии при описании предосудительных действий: "сходятся там мужие, жены и девицы на ночное плещевание и бесчисленный говор, и на бесовские песни, и на плясание и на скакание и егда нощь мимо ходит, тогда к реце идут с воплем и кричанием, аки беси, и умываются водою бережно".
Село у пруда было богатым и большим: иностранец Конрад Буссов, бывший в Москве в начале XVII в., писал, что в селе "жили богатые купцы и золотых дел мастера". Село стало известным в летописях Смутного времени тем, что именно его жители первыми под Москвой встретили хлебом и солью посланцев самозванца Лжедимитрия.
В петровское время на пруду устраивались потехи: так, на масленице 1697 г. "у Красного села на пруде, сделан был город Азов, башни и ворота и коланчи были нарядные и потехи были изрядные, и государь изволили тешиться". Через два года подобная же потеха повторилась в именины государя, 28 июня: "сделано было три городка на воде, и с тех городков была пальба, а также и пушечная пальба, также и пехотная из мелкова ружья, а кругом пруда была пехота. А около тово пруда были шатры Государевы, и в тех шатрах были столы, и в тех шатрах Великий Государь изволил кушать, и бояре, и все полатные люди".
В селе стояла церковь во имя иконы Тихвинской Божьей Матери, построенная, вероятно, в XV в., деревянное здание которой заменили в 1692 г. каменным. Главный престол освятили во имя Воздвижения, а придельные - Тихвинской иконы и епископа Симеона. Там же находилась и другая церковь, но не сельская приходская, а дворцовая: у села стоял деревянный царский дворец с церковью во имя Спаса Нерукоторного образа, упраздненной в 1776 г. Невдалеке от села жили в своих загородных поместьях богатые вельможи, и, вероятно, поэтому в селе построили театр, для которого находилось достаточное количество зрителей. Театром заведовал некий Жан-Батист Локателли, прибывший в Россию сначала в Петербург, а потом переехавший в Москву. В апреле 1758 г. он получил позволение завести театр "на своем коште", и 19 января 1759 г. газета "Московские ведомости" сообщила, что "господин оперист Локателли начнет свои представления на будущей неделе". На масленицу в театре Локателли состоялся первый маскарад, участникам которого от Московской полицмейстерской канцелярии объявлялись следующие правила: "Все, кто будет находится в масках и маскарадных платьях, могут входить на место, где имеют быть танцы; в самых же подлых платьях маски впускаемы не будут..." Тех же, кто не в маске, пускали только в ложи, "где они могут веселиться одним зрением". Театральные нравы были тогда весьма патриархальны: как писал И. И. Шувалов, куратор университета, под чьим покровительством работала труппа, "наши комедианты, когда хотят, играют, а когда не хотят, то из половины начатой комедии или трагедии перестают и так, не докончив, оставляют, причиною представляя холод; от этих непорядков нельзя ожидать ни плода, ни прибыли, отгоняют тем самым охотников к спектаклям, почему народ съезжается гораздо менее прежнего". Театр Локателли не сводил концы с концами и в 1762 г. прекратил свое существование.