По жизни одна
Шрифт:
Надя нахмурилась, посидела немного молча на своей кровати, а потом сползла метко в тапочки и вышла в коридор, где долго и громко с кем-то говорила.
Рита вытащила книгу, улеглась на кровать и попыталась читать, но сюжет не увлекал ее. Снова отчего-то захотелось плакать. Отложив книгу, она уставилась в потолок. Самой себе она казалась какой-то слабой и зачуханной. Никогда не позволявшая себе быть неприбранной, она чувствовала себя запущенной. Но почему она всегда так требовательна к себе? Как будто если бы Дима увидел ее в каком-то там не таком виде, то бросил бы ее. Глупость какая! Хотя… Именно этого она и боялась! В детстве боялась утратить любовь отца, если перестанет быть худым живчиком, а теперь боится ухода мужа, если не будет выглядеть и вести себя идеально… Отец, когда она переставала прыгать как заведенный паяц, сразу тускнел при взгляде
Рита вспомнила о Светке, постоянно влюблявшуюся во взрослых, годящихся ей в отцы, мужиков. Ей в детстве не хватало отца. Она выросла, но отца все равно не хватало, и она вместо того, чтобы просто идти дальше по жизни, так и продолжала искать себе папу. И Ленка… Мать одобрительно называла ее в детстве шалавой, и та радостно воспринимала это. Она выросла в убеждении, что физическая и моральная нечистота – достойны одобрения. И Ленка искала потом этого одобрения, но уже не у матери, а у своих сожителей.
Сама Рита всю жизнь цеплялась за любовь отца, боялась не соответствовать тому, чего он ждет от нее. И с мужем происходило то же самое… У Димы в голове был некий идеальный образ, и Рита знала какой это образ и постоянно подделывалась под него. И сыновей своих она растила такими, какими хотела видеть их. Но получается, что все они не жили по-настоящему, такими, какие они есть. Все они жили какими-то подделками, постоянно подчиняясь чужому одобрению… А Дима? Она ведь всегда хотела, чтобы ее муж был похож на отца, и так и случилось… Дима действительно долго был похож на отца, пока не расползся и не полысел, но зачем этот постоянный повтор? Зачем это глупое воспроизведение через других людей своих отношений с родителями? И вообще возможно ли просто жить и не думать о том, чтобы чему-то там соответствовать? Рита подумала, что даже не понимает, как это так жить… Но тут она вспомнила о Вике. У нее не было родителей, и она уже в семилетнем возрасте поняла, что по жизни всегда будет идти одна. Воображение сразу преподнесло ей картинку, как маленькая Вика, после очередного осмотра медиков, бесцеремонно обсуждавших при всех ее непонятную половую принадлежность, понимает, что надеется ей на не кого, что всегда по жизни ей придется идти одной. Ни ободряющей мамы, ни поддерживающего папы. Никого. Только она и больше никого. Опора на себя. Может быть, если бы она имела нормальную половую ориентацию, то в ней жила бы надежда понравиться каким-нибудь добрым людям, которые бы удочерили ее, и тогда выросла бы она совсем другой, и стала бы такой же, как все. Она бы искала себе пару, как другие люди, чтобы соединиться и получить от любимого человека то, что надеялась получить от родителей в детстве. Но у Вики никогда не было подобных надежд. Никто не придет, никто никогда не будет рядом. У нее никогда никого не было кроме нее самой, а позднее и Бога, задание которого она выполняла. Но получается, что и она старалась соответствовать ожиданиям Бога, возложившего на нее это задание. Разница только в том, что Вика старалась для какого-то абстрактного, невидимого существа, а все они – и Рита и Ленка со Светкой старались для конкретных людей.
Рита не совсем понимала Вику в ее стремлении оправдать ожидания кого-то невидимого. Самой ей всегда хотелось любить конкретного человека, а не абстрактный образ. И вообще всегда хорошо, когда ты не один идешь по жизни, а с кем-то, даже если пытаешься соответствовать чужим представлениям о себе, даже если ошибаешься и страдаешь… Или все-таки не надо было соответствовать? Но тогда бы она вообще не вышла замуж, и мальчиков у нее не было бы… Хотя что мальчики? Хорошо, конечно, что они есть, очень хорошо, но сама-то она как же? Сыновья выросли, и она теперь в стороне. Что у нее осталось?
Ее размышления прервала медсестра, пришедшая ставить ей капельницу, и как только она ушла, из коридора вернулась довольная Надя:
– Я когда молодая была, то в круизе по Волге плавала, – без всякого вступления начала она рассказывать своим зычным голосом. – На мне было платье выше колен…
Рита смотрела на нее и представляла, как молодая Надя, в коротеньком платьице, не скрывающем ее стройные ножки, с короткой пышной стрижкой на голове, курносая и веселая разгуливает с другими девушками по теплоходу, любуясь живописными берегами. Она замужем уже год, но сняла кольцо
Много чего Рита узнала о жизни Нади, пока лежала под капельницей. Узнала, что в том круизе по Волге Надя, будучи замужней, крутила роман с понравившимся ей парнем, узнала, что она не очень хорошо жила всю жизнь со своим мужем и через двадцать лет супружества развелась с ним, узнала, что у нее никогда не было детей. Живет она теперь одна и любит в хорошую погоду сидеть во дворе на лавочке и болтать с соседками.
– Ко мне дед одинокий все клинья подбивает, – поделилась она. – Но я не хочу с ним связываться! Совершенно не намерена снова мужика себе на шею сажать, стирать ему, готовить, убирать за ним. Не хочу… Да и выпивает он…
Отвечать что-то Наде, разговаривать с ней было бесполезно – она все равно половину слов не слышала. Ее нужно было просто слушать. Как радио.
Надя говорила о себе до ужина. Вспомнила и детство свое и юность. В семье она была самой старшей из трех сестер. Последнюю девочку ее мать родила в сорок лет.
– Мама думала, что у нее климакс, – сидя на кровати с энтузиазмом рассказывала Надя, мотая коротенькими ножками. – Пошла к врачу, и оказалось, что никакой это не климакс, а беременность. Светка родилась, когда мне было уже пятнадцать. Я ей как вторая мама была. И всю жизнь Светка, как дочь моя. Своих-то детей у меня так и не было…
Медсестра убрала у Риты капельницу, раздала им градусники, а Надя все говорила и говорила. Невольно Рита окунулась в ее жизнь и ей нравилась эта простая, веселая, какая-то постоянно искрящаяся жизнь. И Надя ей нравилась. Несмотря на назойливую общительность и чрезмерную веселость, в ней была какая-то трогательность. Это была типичная бабка с лавки у подъезда. Говорливая, знающая все про всех, но в то же время похожая на наивного, болтливого ребенка.
После ужина, Рита, больше не желавшая внимать Наде, уткнулась в книгу, и Надя, поняв, что ее не слушают, ушла в коридор. Там она поговорила с дежурной медсестрой, а потом зашла в палату к своей знакомой, и ее не стало слышно. Наступила тишина.
Рита, немного почитав книгу, встала и подошла к окну. Весь город был в огнях, мигали светофоры. Красиво. Рита приоткрыла окно, вдохнула свежий воздух. Мальчишки сейчас, наверное, уже дома, сидят за ноутбуками, домработница Ирина Юрьевна ушла, а Дима… Ей представилось, как освободившийся от жены муж беспрепятственно встречается с какой-нибудь очередной пассией. А может быть и нет… Может быть он сейчас дома и смотрит телевизор. Она взяла телефон с тумбочки, хотела позвонить Диме, но передумав, положила его обратно. Не было у нее сейчас сил говорить с мужем. Да и что говорить? Что она постоянно чувствует слабость, что ей хочется плакать, что она похожа на облезлую моль и боится, что он там проводит время с какой-нибудь здоровой и свежей красоткой? Но зачем это все говорить? Только хуже станет. Дима теряется, когда она в таком раздрызганном состоянии, начинает злиться… Но может ничего такого не говорить, а просто узнать, как они там? Вдруг они тоже заболели? Рита снова взяла телефон, нашла номер мужа, и… снова положила его на тумбочку. Дима звонил ей сегодня утром, зачем второй раз за день с ним общаться? Она легла на кровать, и закрыла глаза. Ничего, это просто болезнь, она просто еще не отошла. Из-под ее век катились слезы, и она никак не могла унять их. Пришла веселая и шумная Надя, и, увидев, что Рита лежит с закрытыми глазами, спросила:
– А ты чего спать легла при свете? Тебе выключить?
Рита ничего не ответила. Тогда Надя молча разделась, выключила свет и улеглась в кровать. Совсем скоро раздался ее громкий, просто сногсшибательный храп. Рите сразу стало понятно, почему все, кто был в этой палате до Нади, после ее прихода сбежали отсюда. Мало того, что она громко болтает без продыху весь день, так еще и храпит по ночам, как трактор! Такого громкого храпа Рита никогда еще не слышала. Даже Дима, храпящий во сне, и то так не умеет. Когда он храпел, Рита толкала его в бок, и он утихал. Но что делать с Надей? Такая чудная бабка! И болтает и храпит… Интересно, а тот сосед, который к ней клинья подбивает, знает, что она так громко храпит по ночам? Возле нее же невозможно спать! Но чем дольше Рита слушала этот храп, тем больше он казался ей трогательным и каким-то уязвимым. Надя вся была такая – трогательная, уязвимая, наивная. И даже храп у нее трогательный… И звонить ей некому. Нет у нее ни мужа, ни детей, ни внуков. Есть только сестры, но они живут в другом городе, и Надя звонит им редко…