Победа Элинор

Брэддон Мэри Элизабет

Неудивительно, что задумчивая и грустная Элинор была не похожа на прежнюю веселую и добродушную подругу, которую Лора так сильно полюбила до приезда Ланцелота. Украдкой, почти со страхом, посматривала на нее Лора, удивляясь перемене, в ней совершившейся, и, размышляя, какая могла бы быть тому причина?

«Верно, она была влюблена в Ланцелота, — думала она, да и кто бы в него не влюбился? За опекуна моего вышла потому, что он богат, а теперь она раскаивается, зачем это сделала, и страдает от того, зачем я выхожу за Ланцелота. Ну что, если и Ланцелот все еще влюблен

в нее, как герой страшного французского романа?»

В лесу начинало темнеть, когда две фигуры показались на узкой тропинке. Высокий и стройный молодой человек хлестал по кустарникам своею тросточкою, а с ним рядом бодро выступал коротенький и толстенький господин с кудрявыми черными волосами.

Лора немедленно узнала своего жениха даже и при наступавшей темноте, в его же спутнике Элинор тотчас узнала француза, путешествующего приказчика.

Дэррелль представил дамам своего приятеля.

— Мосье Виктор Бурдон — мистрис Монктон и мисс Мэсон, — пробормотал он торопливо. — Я думаю, Лора, вы считали меня большим невежей, что я так давно не был у вас, но эти дни я возил Бурдона по окрестностям. Он никогда не бывал в этих местах, хотя он почти такой же англичанин, как и я.

Услашав такой комплимент, Бурдон рассмеялся с явным намерением показаться очаровательным.

— Точно так, — сказал он нечистым английским произношением, — мы были в Уиндзоре: там очень мило.

Ланцелот нахмурил брови и сердито посмотрел на своего приятеля.

— Бурдон желал осмотреть дворец, чтобы сделать сравнение с бесконечной версальской галереей и, кажется, к ущербу нашей национальной гордости!

— Но во дворец не пускают по этим дням, — заметила Элинор.

— Действительно, — отвечал Дэррелль, смотря на нее подозрительно, — туда никогда не пускают по тем дням, когда желаешь видеть. Вот и всегда так бывает в этом мире противоречий и парадоксов.

«Он возил своего друга в Уиндзор, — подумала Элинор, — не имеет ли это отношения к его последнему посещению? Не за тем ли они ездили, чтобы опять толковать с клерком мистера Лауфорда?»

Без Ричарда она была как без рук и ничего не могла придумать.

«Сегодня же вечером, — думала она, напишу я к нему, чтобы он немедленно приехал».

Но через минуту ей самой стало совестно за свое эгоистическое чувство. Она могла жертвовать своею жизнью для осуществления мечты своей жизни. День и ночь вопиял к ней голос ее отца из могилы, не освященной молитвою церкви и, казалось, требовал мщения, но она не могла требовать, чтобы и посторонние ему люди приносили такую же жертву.

«Нет, — думала она, — куда бы ни повела меня избранная мною дорога, сколько бы ни было преград на этом трудном пути, но отныне я одна пойду по нему. Бедный Дик! Я и так уже много мучила его своими печалями и беспомощным положением.»

— Ланцелот, вы, верно, пришли обедать к нам? — сказала Лора, видя, что Элинор неподвижно и безмолвно стоит у калитки, погруженная в свои мысли, точно бледная статуя в темноте, — и пригласили тоже вашего друга, мосье Бурдона.

— Ах, как это можно! — воскликнул француз в порыве самоунижения, —

я не принадлежу к вашему обществу. Мосье Дэррелль только по доброте своей удостаивает меня названия друга.

Француз рассыпался в извинениях, прося снисхождения в том отношении, что он ничто иное, как смиренный приказчик, путешествующий для распространения коммерции некоторого патентованного товара, удостоенного милостивым вниманием всех коронованных глав в Европе и который с помощью его стараний и влияния его соотечественников вскоре станет всемирною потребностью и источником колоссального богатства.

Элинор вздрогнула и с невольным отвращением отступила рт француза, когда он обратился и к ней со своим болтливым красноречием, хвастаясь собою и товаром, который он обязан был восхвалять.

Она вспомнила, что этот самый болтливый хвастун был орудием Ланцелота Деррелля в ночь смерти ее отца, тот самый злодей, который стоял позади стула Джорджа Вэна и, смотря через его плечо в карты, передавал знаками его игру своему сообщнику.

Если бы она могла забыть мошенничество Ланцелота, то достаточно было присутствия его друга, француза, чтобы припомнить ей всю эту бесчеловечную низость и внушить ей полное отвращение к этим жестоким людям. Ей показалось, что само Провидение привело француза сюда, для возобновления ее энергии и решимости.

«Человек, который мог вступить в товарищество с этим гнусным французом для того, чтобы ограбить моего отца, никогда не получит наследство от Мориса де-Креспиньи и никогда не женится на воспитаннице моего мужа», — думала Элинор.

При этих мыслях она невольно положила руку на руку Лоры, как бы желая защитить ее от Ланцелота.

В эту самую минуту позади двух подруг послышались твердые мужские шаги по садовой дорожке, посыпанной песком, и в ту же минуту рука Джильберта Монктона лежала на плече его жены.

Неожиданное прикосновение испугало Элинор, она обернулась к нему с испуганным лицом, что служило новою уликою против нее, новым доказательством, что ома скрывает какую-то тайну от своего мужа.

Рано Монктон выехал из дома, чтоб позаботиться о делах, которыми почти не занимался последнее время, и возвратился домой двумя часами ранее обыкновенного.

— Зачем, Элинор, в такую дурную погоду ты выходишь н сад? — сказал он строго, — этот тонкий платок не защитит тебя от холода, да и вы, Лора, можете также простудиться. В такую погоду гораздо приличнее сидеть в гостиной у камина, чем ходить по сырости. Здравствуйте, господа. Гораздо было бы лучше, Дэррелль, если бы вы пригласили своего друга в дом.

Ланцелот пробормотал бессвязную фразу в оправдание себя, а француз рассыпался в поклонах и шарканьях в ответ на холодное приветствие Монктона.

— Ты сегодня, Джильберт, вернулся гораздо раньше обыкновенного, мы не ждали тебя раньше семи часов, — сказала Элинор, чтобы прервать неприятное молчание, последовавшее за появлением ее мужа.

— Я выехал из Уиндзора с трехчасовым поездом, но не прямо домой, а заехал прежде навестить больного в Удлэндсе.

Элинор взглянула на него с живостью.