Победа ускользает

Мошков Кирилл

Ким покусал губу.

– Ну, давай. Сможешь идти в отрыве от меня? Тебя подстроить?

– Подстрой, пожалуйста, -- кивнул Легин.

– Только учти, я дикарь в этих делах, -- предупредил Ким.
– - Все на уровне каменного топора.

– Мне бы такой топор, -- усмехнулся Легин.
– - Сколько у тебя мощность? Тысячи две вуалей?

– Пять.

Легин длинно свистнул.

Ким плотно зажмурился, не отворачиваясь от Таука, и на секунду приблизил свое лицо к его лицу. Йон видел, как Легин инстинктивно отшатнулся, глаза его расширились, рот приоткрылся -- Йон мог бы поклясться,

что первый раз в жизни на секунду увидел испуг Таука!

– Теперь отойди, -- сказал наконец Ким, открывая глаза. Он сразу же начал яростно протирать правый глаз освободившейся правой рукой, бормоча: "щиплет-то как,zar-razah... что значит -- ночь не спать...".

Легин сделал шаг, другой... Видимо, он продолжал видеть и Кима, и Йона с Клю, потому что он удовлетворенно кивнул и двинулся к капралу.

– Ким, коллега, спроси его про вещички, -- попросил он через плечо.

Ким обернулся к Йону и Клю:

– Ребята, а вам все еще надо крепко-крепко за меня держаться. Как вы, нормально?

– Мы -- отлично, Ким, -- мужественно ответила Клю.

– Вы там тогда уж про мой пистолет тоже спросите, -- набравшись храбрости, сказал Йон Киму. Этот странный тип все больше и больше возбуждал в нем страх.

– Спрошу, Йон, -- ответил Ким и глянул на писателя. Тот мужественно выдержал мрачный натиск его взгляда. Ким отвел глаза.

– Да не бойтесь вы меня так, -- с досадой произнес он, во главе цепочки подходя к послушно ждущему капралу.
– - Клю, ну хоть ты скажи ему, что меня не надо бояться.

– Я скажу, -- пообещала Клю.
– - Только потом. Я тебя и сама, знаешь, как боюсь? Когда ты меня через главный вход Красного Дома вел, я чуть не померла со страху. Думаешь, я их боялась? Я тебя боялась.

Ким только покосился на нее и длинно вздохнул. Потом повернулся к капралу и деловито предложил:

– Ну что, господин заслуженный ветеран Министерства, будем отвечать на мои вопросы?

– Будем, -- глухо ответил капрал.

часть третья

ПРАРОДИНА ЧЕЛОВЕЧЕСТВ

– Салям алейкум, -- как можно почтительнее проговорил Донаб, слегка (как, он видел, здесь делают) кланяясь пожилому фермеру.
– -Тотакаллям бель араби?

Лицо старика ничего не выразило -- ни понимания, ни узнавания, ничего. Ноль эмоций. Он продолжал стоять в воротах, сжимая в руках тяжелое помповое ружье. Ствол не был направлен на незваных гостей, но не был и опущен: фермер держал его наискосок, ствол возле левого плеча, чтобы было ясно, что разворот оружия в боевое положение не займет у него много времени.

Донаб оглянулся на Джессли и нервно облизнул губы.

– Может, попробуешь на фарси?
– - пробормотал он на линке, но, не дожидаясь ответа, вновь повернулся к старику и, преувеличенно артикулируя, громко спросил: --Мумкен наам хуна? Нахну сьяха мен Кабир-Мина. Саадуни!

Никакой реакции.

Тогда Джессли, скромно-прескромно выглядывая из-за плеча Донаба (и ни в коем случае не глядя прямо в глаза старику, как и советовал путеводитель), проговорила:

– Хохешмишона...

Иджеза аст дохэльшавам? Хобит. Ман джохонгардам аз Кайхон-Мина хастам. Шома фарси баладид?

Старик шевельнулся. Густые седые брови задвигались, край седой бороды показался, опускаясь, из-под лицевой повязки. Слышно было, что фермер раскрыл рот и вдохнул.

– Пэндже долер, -- невнятно произнес он наконец сиплым голосом, и угольно-черные глаза под бровями неприятно сверкнули.

– Чанд?
– - растерялась Джессли.

– Пэндже долер, -- тверже и отчетливее повторил старик.

– Что он говорит?
– - прошипел Донаб.

– Денег просит, -- шепотом ответила Джессли.
– - Пятьдесят долларов.

– Да он охренел совсем. Да я ему...

– Тихо ты!
– - испугалась Джессли.
– - У него ружье! Ты с ума сошел? А если он выстрелит? Тихо!
– - и, повысив голос, вновь обратилась к старику: --На, ин геран аст. Бебахшид, ман хэйли кам пуль дарам!

Старик нахмурился и медленно опустил ствол таким образом, что он, еще не будучи нацелен на визитеров, тем не менее стал смотреть примерно в их направлении. Джессли замерла, но Донаб возмущенно набрал воздуха в грудь и совсем уже было заговорил, только старик не дал ему открыть рот весьма действенным способом: ствол резко и окончательно повернулся к гостям.

– Ходохафез, -- закончил переговоры фермер и сделал шаг назад. Массивные ворота, приоткрытые ровно на ширину плеч старика, покатились влево и с тяжким толчком ударились о балку. С внутренней стороны ворот залязгали запоры, и наступила тишина: сквозь трехметровый забор и мощные ворота даже не было слышно, ушел хозяин или еще стоит у входа, наблюдая через какую-нибудь щель за пришельцами.

Донаб резко развернулся и зашагал обратно к дороге, каждые два шага возмущенно фыркая. Джессли ничего не оставалось, как последовать за ним. Чтобы срезать угол, она запрыгала по придорожным камням и наконец спрыгнула на серо-черное полотно древнего асфальта, изрезанное поросшими мелкой травкой трещинами.

– Стой!
– - крикнула она Донабу, который, будто и не слыша ее, зашагал вниз по шоссе.
– - Стой! Нам не туда! Нам в другую сторону! Путеводитель...

Донаб обернулся, будто на пружинке.

– Путеводитель?
– - зловеще протянул он.
– - Путеводитель! В твоем путеводителе сказано, что это самая гостеприимная местность Старой Таврии! Там сказано, что в двадцатом году команда Рестингауза прошла весь полуостров за три дня и не потратила ни пенса! Там сказано, что здесь говорят по-арабски, по-турецки и на линке! Где это все? Где? Мы здесь уже скоро сутки, мы спали на камнях, мы ничего не ели весь день, ни одна собака не дала даже напиться, по-арабски вообще никто ни бум-бум, не говоря про линк, а контрольная точка, между прочим, как была в двух тысячах километров отсюда, так и осталась, а мы за день прошли из них тридцать! А до выхода на третий этап меньше шести суток! А условия чемпионата вашей дурацкой Лиги запрещают хайкать авиасредства!