Победа ускользает
Шрифт:
– Scheise!
– - громко и хрипло гаркнул он, имея в виду свое отвратительное самочувствие. Звонивший же -- это был министр имперской безопасности фон Гёссер -- принял это на свой счет. Его голографический аватар над раскрытой коробочкой Терминала виновато склонился и проблеял тенорком:
– Verzeihung, Majestaet..
Фон Гёссер принадлежал к одному из древнейших аристократических родов Империи, восходивших к фамилиям полулегендарных членов последнего Совета Директоров компании "Галактика". Его Величество в определенном смысле был даже чуть менее родовит, чем фон Гёссер, и об этом, находясь в более приятном расположении духа, любил иногда напомнить своему министру. Он ценил фон Гёссера, который пять лет назад сменил на министерском посту соседа Роберта по анабиотическим ваннам, старенького маршала Ван Стийла, умершего от инфаркта при выводе из анабиоза. Фон Гёссер не только не был замешан ни в каких порочащих действиях в период виртуального посмертного правления Хозяина -- он вообще все двенадцать лет этого прискорбного периода провел вне Империи, послом на Кальере,
– Was fuer eine scheise! Ich will weissen, von Goesser, was fuer eine scheise ist das? Greuel! Schweinerei! Die ekelhafte schweinerei!.. Фон Гёссер, я спал! Что еще?
Маленький, причудливо проблескивающий голубыми искрами помех и фазовых сдвигов аватар фон Гёссера склонился еще ниже, затем решительно выпрямился и все тем же блеющим голоском, но очень твердо произнес:
– Ваше Величество, я решился побеспокоить Вас, поскольку в Космопорте -- чрезвычайная ситуация. По всей видимости, неизвестные лица захватили часть помещений Центрального Объединенного командного пункта Звездного Флота.
Несколько секунд Его Величество, морщась и продолжая прижимать ладонь к боку, молча смотрел на объемную картинку. Затем он резко встал, выпрямившись во весь свой немаленький рост, схватил из разложенной на столе аптечки заранее приготовленную камердинером капсулу лекарства и сунул в рот. Подумав еще пару секунд, он взял из аптечки трубку ливина и прижал одну таблетку ко лбу. Когда он повернулся к терминалу, таблетка еще всасывалась, отчего на лбу Его Величества, прямо над знаменитой двойной складкой его переносицы, виднелся отчетливый синий кружок -- это придавало его худощавому бородатому лицу неожиданно самоуглубленное выражение. Властитель Империи стремительно стащил через голову длинную трикотажную футболку, в которой спал, и обнажил поросшую темно-рыжим волосом худую, но широкую грудь. На грудь тут же упали пряди его длинной, каштановой масти густой бороды, которую он носил в память о проведенных в анабиотической ванне годах. По мускулатуре Его Величества было заметно, что когда-то он был неплохо развит физически, невзирая на нынешнюю пугающую худобу -- следствие многолетнего анабиоза, не ликвидируемое никакими диетами или средствами терапии. В одних длинных, до колена, красных шёлковых трусах Его Величество сел перед терминалом, уперев худые руки, локтями наружу, в колени, и наклонился к картинке фон Гёссера, сухо и строго произнеся только одно слово:
– Докладывайте.
Фон Гёссеру было не привыкать, он обычно и делал утренний доклад в тот момент, когда властитель одевался или даже принимал ванну. Он быстро, сжато и дельно изложил все, что знал сам.
Монарх уже овладел собой, да и лекарства подействовали. Пока министр говорил, Его Величество вытащил из дорожного несессера, раскрытого на столе рядом с аптечкой, цефалопад и надел на голову, включив прибор и в несколько касаний взяв сигнал с Главного Терминала. Едва фон Гёссер замолчал, властитель Галактики быстро сказал ему:
– Рид-сигнал на мой терминал, полный объем, отчет по всем источникам.
И закрыл глаза. Конечно, он мог, как было заведено -- и как прямо предписывалось дворцовым этикетом, протоколом и его личным Статутом -- начать читать документы с экрана или даже, как его блаженной памяти дед (да упокоится его грешная душа вероотступника), потребовать у помощников (тут они были, за дверью, стоило лишь позвать) распечатать на собственной Е.В. бумаге и подать в красной сафьяновой папке "Для сведения". Но Роберт XII сорок пятого года был уже совсем не тот юнец, который безмысленно подчинялся дедовым причудам и ересям, инспирированным Хозяином, и за это поплатился годами анабиоза (спасибо, хоть не пожизненного!). И даже не тот Роберт сорокового года, потрясенный коварством сокрушенного заговора, но по-прежнему безмысленно идущий старыми дорогами. Мир вокруг Империи и в самой Империи стремительно менялся, и Роберт менялся вместе с ним. Два года назад в ночной молитве в соборе св. Иоанна во Дворце он дал -- нет, не обет; всего лишь клятву самому себе: за радость примирения с исконной Церковью -- открыть себя переменам, найти и утвердить то, что он пока еще только про себя, пока еще только в мыслях и в молитвах называл Новым Путем Империи. В этих поисках пользование цефалопадом было далеко не единственным и уж точно не самым серьезным нарушением и этикета, и протокола, и Статута, да что там говорить -- иногда и Уложения Империи. Каким-то уголком сознания, не занятым поглощением поступающей из Космопорта информации, Роберт подумал, что только скажи кто-нибудь его деду -- впрочем, нет, оставим грешного старика в покое -- прадеду, Бертрану IX, что его правнук будет пользоваться технологией прямого мозгового потокового обмена, подпишет декрет о независимости Телема и будет
– Basta, signori, -- произнес Его Величество, вставая и снимая цефалопад. Это было одно из трех итальянских выражений, которые он знал, наряду с "avanti" и "porco Dio", и ему всегда доставляло невинное удовольствие поддразнивать ими одного из трех доверенных камердинеров, горбоносого Карло Прицци. Его Величество нажал на Терминале вызов одновременно камердинера и адъютанта и сказал смиренно ожидавшему его ответа фон Гёссеру:
– Dankbar. Warten sie, mein adlige freund. Ich brauche drei minuten. Я вызову вас сам.
Картинка министра поклонилась и исчезла, Роберт XII встал и приказал вошедшему камердинеру (сегодня это был седовласый, но ловкий и незаметный в манерах Яромир Герк):
– Повседневную, нет -- боевую адмиральскую форму, минеральной воды и что-нибудь укрепляющее, ливовитан, к примеру.
Адъютанту (не рассмотрел, кто это был из троих):
– Все расписание пока -- под вопрос. У меня ЧП. Предупредите этого Зайнемана, что через некоторое время, например, через час, я могу пожелать негласно встретиться с ним -- впрочем, он все равно не собирался сегодня уезжать из Лисса. Ждите здесь, и предупредите капитанов "Вуббо" и "Кантербрау", что мне может понадобиться вылететь домой в любую минуту. Исполняйте.
И проглотил поданную камердинером таблетку.
Тем временем в кризисном центре убедились в том, что дела обстоят гораздо худшим образом, чем казалось сначала. По-прежнему не было ясно, можно ли форсировать переговоры с захваченным звеньями Командного Пункта, а тем временем, связавшись с командованием некоторых кораблей, находившихся в ведении этих звеньев, кризисная комиссия выяснила, что управление этими кораблями заблокировано. Самое ужасное, что заблокировано было управление всей эскадры, находившейся на орбите Телема. Адмирал флота Голицын внезапно выяснил, что не может воспользоваться своей дзета-яхтой для вылета в Космопорт: ее невозможно было вывести из дока "Вуббо Оккелса". Аналогичная ситуация была с "Молнией Млечного Пути", личной яхтой Пантократора. Взаимоувязанность систем управления кораблей Звездного Флота и систем контроля Командного Пункта впервые за всю историю существования флота обернулась против него самого: да, командование всех вовлеченных в скандальную ситуацию кораблей, по подсказке находившихся с ними на связи специалистов кризисного центра, немедленно прервало активную связь с ЦОКП и перешло на полностью автономное управление, но беда заключалась в том, что ситуация автономного управления в Звездном Флоте была рассчитана только и исключительно на возможное в отдаленных районах (или при аварии в сетях связи) отсутствие прямой и обратной связи с ЦОКП. Коль скоро связь была, даже если корабль со своей стороны отказывался от радиообмена, ЦОКП все равно имел возможность воздействовать на его системы управления -- такова была принципиальная особенность всех имперских кораблей. Для прерывания этой зависимости пришлось бы отключить всю планетарную связь и всю "нулевку" в радиусе нескольких световых минут от проблемного корабля, что в условиях густонаселенной системы Толимана I было совершенно нереально. Единственный корабль, который нельзя было заблокировать из ЦОКП -- это яхта Пантократора "Молния Млечного Пути", но она беспомощно стояла в доке торпедоносца "Кантербрау", открыть который пока не представлялось возможным -- шлюзы были заблокированы из Командного Пункта. По приказу адмирала Гомилки экипажи "Вуббо Оккелса" и "Кантербрау" начали работу по аварийному разблокированию доков, для чего доки надо было почти полностью разобрать, вручную прервав поступление на доковые шлюзы любой информации извне, и уйти на это могло от шести до десяти часов.
Капитан "Кантербрау", прославленный контр-адмирал Шумахер, не выдержал психологического напряжения ситуации и, вопреки прямому запрету кризисного центра, по радио обматерил Командный Пункт, потребовав объяснений по поводу блокирования управления.
Главный специалист флагманского звена усталым, но ровным голосом, в котором не было слышно ни малейшей эмоции, отозвался:
– Сочувствую, "Кантербрау"-первый. Ничего не могу сделать.
Вдруг в его голосе прорвалась нотка паники, и он яростным шепотом, отчетливо услышанным и в кризисном центре, и на "Кантербрау", прорычал:
– ЦОКП захвачен, "Кантербрау"! Заговор против Пантократора! Делайте что-нибудь, а не жалуйтесь, fuckin' weenies, какого черта вы ждете? Отключайте нас!
После этого связь с ним прервалась и больше не восстанавливалась, а через некоторое время на запросы в его адрес начал отвечать другой специалист, более низкого уровня, в голосе которого, кроме полного отчуждения и апатии, ничего нельзя было услышать.
В кризисном центре склонили головы перед мужеством героя, который предпочел смерть попранию долга. Однако, при всем уважении к нему, выполнить его последнее пожелание было затруднительно. Отключить снаружи весь ЦОКП или хотя бы только захваченные звенья можно было бы, только разрушив большую часть Космопорта, включая его энергетическое сердце -- Рубин.