Победа. Том 2
Шрифт:
– Я подарю ей цветы.
– А в них? – хитро улыбнулся он, точно ловя меня на месте преступления. – В цветы будет запрятана коробка, а в ней она увидит… Словом, старый трюк!
– Никакой коробки не будет.
– А… что же будет? – ошарашенно спросил Чарли,
– Тьфу ты, черт, – я начинал злиться, – цветы будут! Можешь ты это понять: большой букет цветов!
– Ну, хорошо, допустим, – нехотя согласился Чарли, покачивая головой. – Значит, цветы. А чем еще собираешься ты развлечь ее?
– Я уже сказал: поедем кататься на пароходике.
– Недурная
– Чтобы единолично нанять пароход с оркестром и, наверное, с рестораном – так? – мне придется обратиться в сумасшедший дом.
– Почему именно в сумасшедший дом? Тебя следует понимать буквально или это какая-нибудь русская идиома?
– Советская социальная идиома, если можно так выразиться, – с усмешкой пояснил я. – Ну, подумай всерьез: предположим, у меня есть деньги, чтобы арендовать этот пароходик, скажем, на час – больше не дали бы, их не хватает. Теперь поставь себя и Джейн на место Марии и меня. Людей, которые на пристани ждали очередного рейса, вдруг отстраняют прочь, а вы единственные поднимаетесь на борт. И пароход увозит вас двоих, оставляя на берегу десятки людей. Справедливо это?
– На сто процентов! – воскликнул Чарли. – Я могу оплатить стоимость рейса, а они нет. Значит, пусть посторонятся, постоят на пристани еще часок-другой. Конечно, на меня они будут смотреть с неприязнью, а мне наплевать!.. Не думай, пожалуйста, что я в принципе презираю бедняков. Я уже как-то говорил тебе, что помню великую американскую депрессию, когда мои родители стали бедняками без всякой вины с их стороны. Но теперь у меня есть работа, есть деньги, почему я должен стыдиться тратить мои доллары так, как мне хочется?..
Что поделаешь, не понимал меня мой американский друг Чарльз Брайт! До его холодного, застывшего в своей неподвижности, как некое высокогорное озеро, сознания можно было довести лишь отдельные факты, максимум – ситуации. Но заставить его понять справедливость этих ситуаций оказалось делом невозможным
– Вы будете жить в городе, или за городом? – продолжал расспрашивать Брайт. – В Штатах теперь все большее число людей стремится жить за городом. Статистика доказывает, что, живя за городом, можно продлить жизнь.
– Наверное, она права. Но нам с Марией придется жить в городе.
– Придется? – подозрительно переспросил Чарли.
– Ну, конечно. Оба мы будем работать и учиться. А это значит, что потребуется много ездить. Каждый день… А машины у нас нет! – поспешил я предупредить следующий его вопрос.
– У тебя хорошая квартира в Москве?
– Гм-м, – промычал я, – вполне приличная.
– Принадлежит тебе или родителям?
Ах, черт побери, ну как объяснить этому младенцу, что квартиры в Москве «принадлежат» Моссовету, а мы, москвичи, являемся лишь арендаторами, платя за это грошовую по сравнению с американской, чисто символическую квартплату?! Конечно, я мог бы наговорить Брайту бог весть что и описать свою квартиру, используя один из запомнившихся мне интерьеров в каком-то заграничном фильме.
– Квартира по нашим стандартам средняя, – ответил я Брайту. – Большая комната. Я живу в ней вместе с отцом. Когда мы с Марией поженимся, сделаем в комнате перегородку.
Наступило молчание. Чарли в задумчивости покачал головой и предложил:
– Поедем?
– Конечно, поедем, уже поздно.
Брайт включил мотор, потом фары, и машина рванулась вперед. Путь до границы американского сектора занял не более 10—15 минут. Когда в отдалении замаячил тускло освещенный шлагбаум, Чарли неожиданно остановил машину.
Я недоуменно посмотрел на него.
– И все же я, наверное, не смог бы жить в вашей стране, – сказал Чарли.
«А кому ты там нужен?» – хотел ответить я, но вместо этого спросил:
– Почему?
– Надо слишком много веры.
– Во что?
– Не знаю. Боюсь определить. Ну, наверное, прежде всего в этот ваш коммунизм. И еще… вы предъявляете слишком уж высокие требования к человеку. Хотите, чтобы он не думал о собственной выгоде, чтобы не заботился прежде всего о себе…
– Хочешь сказать, что мы своего рода идеалисты? – усмехнулся я.
– Именно «своего рода»! – воскликнул Чарли.
– Что ты вкладываешь в эти слова?
– А то, что вообще-то вы практичные ребята, – подмигнул Чарли. – Наверное, хотите прибрать к рукам Европу, Германию, во всяком случае… Нет, нет, ты подожди сердиться. Я лично считаю, что у вас для этого есть все основания! Честно тебе говорю: я вас понимаю и одобряю. С точки зрения бизнеса. Вообрази: два концерна вели между собой смертельную борьбу, один из них выиграл. Для чего? Для того, чтобы предоставить побежденному свободу действий? Или для того, чтобы скрутить его в бараний рог?
Мне захотелось проследить за ходом его мыслей до конца, и я спросил:
– Каким же образом, ты полагаешь, мы собираемся подчинить себе Германию?
– Силой, конечно! У вас же здесь войска!
– Но у вас тут тоже войска!
– Ну… тогда через местных «комми»! Кто им помешает выступить завтра от имени всех немцев и заявить, что Германия превращается в социалистическую, советскую страну, или как там еще по-вашему, не знаю.
– Но пока что «комми», если тебе так угодно называть немецких коммунистов, предложили совершенно иное, – сказал я.
– Где и кому? – с усмешкой спросил Брайт.
– Одиннадцатого июня и во всеуслышание, – ответил я.
– Одиннадцатого? – недоуменно пробормотал Брайт. – А что произошло одиннадцатого июня?..
Вот когда мне пригодилась декларация, которую я получил от Ноймана и, прочитав, так и носил в кармане своего пиджака.
– В этот день, – сказал я, – Центральный Комитет немецких коммунистов опубликовал в Берлине декларацию.
– Почему именно одиннадцатого?
– Потому что только десятого была разрешена деятельность антифашистских партий и организаций.