Победил Александр Луговой
Шрифт:
Сбили с какого-то пожилого мужчины шляпу, толкнули женщину в яму, а потом незаметно, из кустов, набросились на этих, юношу и девушку. Напугали, начали стегать прутами. Те побежали, хулиганы — за ними. А тут — дружинники. Так все и вышло.
— Если б знал, — мрачно уставившись в пол, говорит Русанов, — разве полез бы в драку! А так, смотрю, он один, — Русанов, не поднимая глаз, кивает в сторону Александра, — девки
— Подсудимый Русанов, а у ваших сообщников были ножи?
— Нет... откуда... — хором бормочут остальные хулиганы.
— Подсудимый Русанов, вопрос задан вам. Отвечайте.
— Да что вы, гражданин судья, это же сопляки. Если б не они, я, может, и драться-то с этим мастером не полез. А то смотрю, он их, как детей малых, валяет. Я и вступился за корешков. А как же...
— Но ведь вы хотели ударить девушку-дружинницу.
— Да это я так... Сами знаете, тут уж не разберешь. А так зачем она мне...
— Подсудимый Русанов, расскажите точно, как вы пытались убить ножом дружинника Лугового.
Некоторое время Русанов молчит, потом нехотя начинает рассказывать, видимо, уже много раз рассказанное следователю.
— Я поднял руку с ножом, хотел ударить в грудь. А он за эту руку схватил. Ему несподручно было, потому он девушку эту, дружинницу, которая встряла, выручал, вроде собой прикрыть хотел. Но схватил. А я нож в левую перехватил, дело нехитрое, и ударил. Но уж конечно в грудь не попал — в плечо...
— Жалеете, значит, что не в грудь? — с трудом сдерживаясь, перебивает один из заседателей, пожилой мужчина.
— Чего жалеть? — Русанов пожимает плечами. — Жалеть нечего. Ну, он мою руку отпустил. Я опять нож — в правую. Думаю, уж теперь-то он ничего не сделает — руку-то я ему перешиб...
— И что вы собирались сделать, подсудимый Русанов?
Русанов молчит.
— Собирались ударить опять? Отвечайте!
— Собирался...
— Мол, перед вами человек беспомощный, правая рука не действует, а у вас нож, так? А куда вы собирались ударить?
— Куда придется, — нехотя цедит Русанов, — что я помню...
— Например, в сердце или в живот, так?
— Отвечайте, подсудимый Русанов, вы собирались, ударить дружинника Лугового в сердце?
— Собирался... — еле слышно бормочет Русанов.
—
— Ну признаю...
— Садитесь, Русанов. Следующий.
Суд продолжался три дня.
Он вызвал неожиданно большой резонанс. О нем написали газеты. Выступал общественный обвинитель. Это был молодой паренек, секретарь заводского комитета комсомола. Он был не великий оратор и к тому же не очень выбирал выражения, но отсутствие ораторского искусства с лихвой восполнял его темперамент.
— Таких подонков, — кричал он, обратив на обвиняемых яростный взор, — надо уничтожать! Это не люди! Это мразь какая-то. Мы коммунизм строим, у нас у всех дел по горло. Ребята днем работают, вечером учатся, да еще находят время в самодеятельности петь, на стадионе тренироваться, в туристские походы ходить, в театры, в кино, да еще дружинниками быть, да мало ли еще чего!
А эти, посмотрите на их морды! Ни черта, не делают. Для них развлечение — девчонку обидеть, старуху толкнуть. Тут человек семь часов вкалывает, чтоб деньги заработать. Может, на мотоцикл или там на курорт копит. А эти, подлецы, видите ли, за пять минут у него все отберут, да еще ножом полоснут!
Ну, есть люди ошибаются, провинятся. Один раз. Случайно. Таких исправлять надо. А эти-то ведь уж который раз! Нет, их не то что в коммунизм брать нельзя, их и в социализме-то незачем иметь.
Общественному обвинителю аплодировал весь зал.
Русанов получил десять лет, другие — поменьше.
На этом заседание закончилось. Конвой увел подсудимых.
Свидетели, публика, шаркая стульями, покидают зал. Обмениваясь впечатлениями, не спеша расходятся в разные стороны.
Эти двое идут быстро. Уверенной, бодрой походкой.
Люся взяла Александра под руку. Она идет тесно прижавшись к нему, опираясь на его и теперь сильную, твердую руку. Они идут быстро, их ждут дела.
Большой мир интересных и радостных дел.
Читатель может спросить: а как же Виктор Орлов, что с ним? Ничего. Он по-прежнему здравствует, ходит по нашей земле.
И вот об этом нам тоже не следует забывать...