Победил Александр Луговой

— Ваша фамилия Артемов? Николай Сидорович? Весовщик магазина № 6?

— Все правильно.

— Пожалуйста, гражданин Артемов, расскажите суду, что вы видели вечером в пятницу во дворе дома номер 18.

— Покороче? Или как?..

— Рассказывайте, как вам удобно. Так, чтоб все было ясно.

— Есть такое дело. Значит,

я смотрю в окно. Задержался там на развеске — у нас это бывает. Темно уже. Смотрю, вваливаются голубчики в калитку. Раз-раз, пол-литру вынули, стаканы — и пошла разливка. Это безобразие, товарищ судья! Верно? Верно говорю?

— Продолжайте, гражданин Артемов, мы слушаем.

— Я и говорю... Тут Никитишна подбегает...

— Скажите, свидетель, вы имеете в виду дворника Русанову?

— Ну да, дворничиха, Никитишна, вот фамилии не скажу, да ее тут все знают. Она подбегает и пошла и пошла их честить. А этот, вот который кудлатый, повернул ее да как даст, простите, коленкой ей под...

— Ясно, свидетель. Дальше.

— Ну, Никитишна тоже, знаете, не из робких. Выскочила на улицу — и в крик. И как раз эти патрульные входят... Вот этот, здоровый, девчонку эту тоже признаю. А еще был маленький очкарик. Вот его что-то не вижу. Нет его тут.

— Дальше что было? Значит, вошли дружинники...

— Вошли. Девчонка как кудлатого схватит. Ну, здорово! Видать, сильная девка: как крутанет — он так и покатился. Второй, который с пол-литрой, шасть в калитку — и с приветом. А вот этот, гадина, вот этот длинный...

— Свидетель, я попрошу вас быть посдержанней в выражениях.

— Что? А, ладно. Это можно. В общем, он нож выхватил...

— Чего плетешь-то? Совсем заврался, какой нож! Стамеску...

— Подсудимый Трофимчук, не перебивайте свидетеля!

— А что ж он...

— Немедленно прекратите разговоры! Пожалуйста, гражданин Артемов, продолжайте. Суд вас слушает.

— Ну черт его знает, может, и не нож, стамеску. Темно уж было. В общем, размахивает, матерится... извините, ругается нехорошо. Кудлатый тут поднялся и тоже бежать. А длинный, Трофимчук, что ли, на драку лезет.

— Дальше что?

— Да все вроде. Этот вот здоровый, ну, дружинник, как его...

— Луговой?

— Ну да, Луговой. Он свою дружинницу в охапку — и подальше от греха, а очкастый...

— Никонов?

— Вот-вот, Никонов — как подскочит. Стамеску выхватил, и совсем пошла тут драка. А как раз милиция подоспела.

— Все, гражданин Артемов?

— Да все вроде бы...

— У прокурора, у защиты будут вопросы? Нет? Тогда объявляется перерыв. Свидетели Луговой, Донская, Артемов, Байкова, Байков, Русанова могут быть свободны. Суд благодарит вас.

Свидетели покидают тесноватую, полутемную в этот осенний день комнату суда. Минуют длинный коридор и выходят на улицу.

Обмениваясь

впечатлениями, не спеша расходятся в разные стороны.

Эти двое идут совсем медленно. Молча. Уныло.

Они красивая пара.

Оба ладные, стройные. Несмотря на сырой осенний ветер и мелкий дождь, оба без шапок, в легких плащах. От них так и веет здоровьем и молодостью. Первой нарушает молчание Люся. Не глядя на своего спутника, она тихо спрашивает:

— Очень стыдно было?

Александр взрывается:

— А почему мне должно быть стыдно? Я что, мусорщик? Или милиционер? Я, что ль, обязан подбирать всех подонков в городе? Какие-то кретины будут распивать водку по дворам, а я за это должен отвечать?

Люся делает пренебрежительный жест рукой, словно отметая всю эту горячую тираду. Так же негромко она задает новый вопрос.

— А зачем ты записался в дружинники?

— Что значит «зачем»? — Голос Александра звучит неуверенно. — Все записывались, ты же знаешь. Ты записалась, а я, мастер спорта по самбо, нет, что ли? Но это не значит, что...

Люся перебивает его. На этот раз она тоже начинает горячиться.

— Именно! Именно мастер спорта — и именно по самбо. А не по художественной гимнастике, как некоторые...

— Но, позволь...

— Не перебивай! Я тебя слушала. По-твоему, если мастер спорта Александр Луговой записался в дружинники, то в городе автоматически исчезнет преступность? Все хулиганы испугаются и запишутся в кружок кройки и шитья! Так?

— Да при чем тут?..

— Не перебивай, а то я вообще не буду с тобой разговаривать. Ты странный человек! Честное слово. Здоровенный парень, самбист, а от хулиганов бегаешь! И ведь ты не трус, Алик. Я помню, как ты тогда из реки девочку вытащил. Бросился в прорубь, не побоялся. И пьяных ты раз-два — и на прием. А как настоящий бандюга — так ты от греха подальше. Правильно сказал этот весовщик. Просто удивительно...

У Люси не хватает дыхания, она замолкает, и этим спешит воспользоваться Александр.

— Знаешь, ты тоже меня удивляешь! Я, конечно, не Власов и не Брумель, не гордость советского спорта — пока еще, во всяком случае. Но все-таки третье место по Москве имею. И, наверное, от меня больше толку на ковре или в университете, чем на кладбище или в больнице. Ну полез бы я, саданул бы он мне по руке своей стамеской. Получил пятнадцать суток, а я распрощался бы со спортом! Кому это нужно?

Люся останавливается и поворачивается лицом к Александру. В бледном свете уличного фонаря ее русые, коротко подстриженные волосы — словно в бриллиантовом уборе, тысячи дождевых капель осели на волосах и сверкают разноцветными лучиками. В больших серых глазах — упрек и возмущение. Она засовывает руки в карманы плаща.

— Ты знаешь, я иногда спрашиваю себя: почему мы встречаемся? Ты же... ты же... — Она подбирает слова побольней. — Ты же трусишка, такой, знаешь, мещанинчик от спорта. Медалька! Грамотка! Победка! Копишь, копишь. Сквалыга! Зачем они тебе? Ну зачем тебе спорт?