Победитель, или В плену любви
Шрифт:
Манди покраснела от удовольствия.
— Мы шили вместе… А эта вышивка — моя.
— И прекрасна, как вы сами. Любой знатный лорд почел бы за честь завернуться в такой плащ.
Зардевшись от комплимента еще больше, Манди присела на травку и, отщипнув стебелек, сказала:
— Но я разыскала вас не только из-за плаща.
— Вот как? — Он аккуратно пристроил рожок, чтобы не пролились чернила, отер кусочком полотна перо и повернулся к ней.
Она рассказала, что отцу предложили после Праздника Урожая поступить на службу к Бертрану
— Ваш отец знает его?
— Не думаю… Папа никогда раньше не упоминая это имя. А почему вы спрашиваете?
Александр пожал плечами.
— Обычно на службу приглашают людей из семейств, с которыми связаны родственными или хотя бы вассальными узами. Да и то требуют рекомендаций…
Манди неодобрительно нахмурилась.
— Но и ничего плохого о бароне не говорят. Дареному коню в зубы не смотрят.
— Но это может быть и вербовка дружины для мятежа, — парировал Александр, но покосился на Манди и сказал мягче: — Но если это настоящее предложение, то новость превосходна. Стол и кров на всю зиму!
Манди помолчала некоторое время, никак не в силах решить, что лучше: остаться здесь или уйти с тенью обиды на челе. Победило первое: ведь в узорчатой тени ив у реки так приятно и так не хочется возвращаться под раскаленную сень душного шатра.
— Что вы пишете? — спросила она, меняя тему разговора, и почесала голову сквозь плат.
— Так, ничего особенного, завещание одного рыцаря. — Он кивнул. — Вы можете снять это, если хотите. Я никому не скажу.
Манди колебалась: конечно, она хотела сбросить ненавистный плат, освободиться от жаркой тяжести, вызывающей зуд. С точки зрения здравого смысла глупо закутываться в такую погоду, но с точки зрения морали все обстоит иначе…
— Никто же не увидит, — улыбнулся Александр, — а то лицо раскраснелось, как вареная лососина.
Эти слова оказались решающей каплей. Манди вовсе не хотела напоминать собой вареную лососину и немедленно сдернула надоевший плат с головы. Длинные бронзово-каштановые волосы растеклись по плечам, один завиток лег на влажный лоб.
— Вот так намного лучше, — усмехнулся Александр.
Манди помяла в руках плат, затем перевела взгляд на плавно текущие мутные воды и сказала негромко:
— Когда, я вас разыскивала, то встретила компанию… Прекрасную компанию, приехавшую посмотреть турнир… Там была дама в платье из дивного щелка, такого тонкого, что просвечивал, а вуаль была еще тоньше, будто сделана из крыльев мотыльков… И она посмотрела прямо на меня, сверху вниз, и я чувствовала себя замарашкой, серым воробушком…
— Вы вовсе так не выглядите, — сказал галантный Александр.
Манди откинула волосы со щек и выпрямилась.
— Моя мать была рождена в роскоши знатного и богатого рода. Шелка, драгоценности, прекрасные лошади… и однажды она отказалась от всего и сбежала с моим отцом. Не думаю, чтобы я так поступила.
Александр задумчиво посмотрел на нее и спросил:
— Вы
— Ну конечно же, — сказала Манди тоном, в котором не чувствовалось ни капельки сомнения. — Вечерами, когда я не могу уснуть, то лежу с закрытыми глазами и мечтаю обо всем этом… Одежды из редчайших тканей, и кто-то другой потрудился над тысячами мельчайших стежков. Служанки приносят воду, стирают, готовят изысканную еду… У меня гладкая, мягкая, ароматная кожа; и вот с комнатной собачкой я восседаю в окружении пуховых подушек и лакомлюсь засахаренной сливой и миндальными цукатами. А потом я выезжаю на испанском скакуне, и мужчины восхищаются моей красотой и изяществом и усыпают цветами путь…
Манди наклонилась, расстегнула и сбросила башмаки. На поверхности воды заманчиво мерцали блики. Присев на самый бережок, девушка с наслаждением опустила ноги по щиколотки в прохладный поток.
Глянув через плечо, она увидела, что Александр улыбается.
— Вас это развлекает? — спросила она с вызовом.
— Что вы, — быстро парировал Александр. — И если я улыбаюсь, то лишь потому, что не могу вообразить описанную вами леди окунающей пальчики в реку даже в знойный полдень.
— А вот и нет, — напористо сказала Манди. — Будь я властительницей, то делала бы все, что захочу, — и она с удовольствием поплескалась, забрызгав подол платья.
— Но все ваше состояние принадлежало бы вашему отцу или мужу.
Манди вскинула голову и сказала твердо:
— А вот и нет, будь я вдовой. Тогда все принадлежало бы только мне, и я сама решала, с кем и как делить и на что тратить…
Александр хмыкнул, явно выражая сомнение, и сказал, щурясь:
— Но вы никогда бы не улыбнулись. От цукатов зубы сгниют и выпадут.
— А вы-то сами о чем мечтаете? — с легким нетерпением и насмешкой спросила девушка. — Что-нибудь предстает перед вашим мысленным взором?
— Предстает, — подтвердил Александр. — В том числе и кошмары.
Она увидела, что он сжал кулаки, а рубцы на запястьях, не полностью сошедшие даже за десять недель после бегства из монастыря, побелели.
— Монастырь, да? — спросила Манди.
Александр молча кивнул.
— А почему вы не захотели стать монахом?
Манди давно хотела об этом спросить, но все как-то не представлялось случая.
Александр выковырнул из травы камешек и с силой зашвырнул его подальше в воду.
— Отец умер, когда мне было одиннадцать. Наследником стал Реджинальд, старший из братьев. Это была его идея — сделать меня служителем церкви… А меня и не спрашивали — Реджинальд же был официальным опекуном… Мы с ним сводные братья, по отцу; никакой нежности ко мне он не питал — да и разница в возрасте, двадцать лет…
— Двадцать? — переспросила удивленная Манди, но тут же сообразила, что между нею и младенцем, который пока находится еще во чреве ее матери, разница составит пятнадцать лет.