Победитель, или В плену любви
Шрифт:
Она покачала головой и обронила:
— Если прогоню, то станет еще хуже.
Александр откашлялся и сказал:
— Скверная царапина. У вас есть заживляющий бальзам?
Манди уложила платье в сундучок и мягко его расправила. И сказала, не оборачиваясь:
— В маленьком ящичке. Если она и его не разграбила. Глиняная фляжка с деревянной крышкой.
Он открыл ящик, порылся в мотках шерсти и пучках засушенных трав и нашел фляжку. Сняв крышку, он понюхал желтоватую мазь и отдернулся.
— Гусиный жир и травы. Воняет ужасно, но помогает. — Манди утихала,
— Сиди, не дергайся. — Он повернул ее к свече и осторожно стал указательным пальцем смазывать длинную царапину на шее.
Она чуть вздрогнула, когда он нажал чуть сильнее, но больше постаралась не дергаться. И сказала тусклым голосом:
— Если бы я собиралась сбежать, то сбежала бы именно сегодня.
Палец Александра замер.
— Что за глупости.
— Вы же рискнули, — бросила она с вызовом. — И на свой страх и риск перебрались через Узкое Море.
Александр покачал головой.
— У меня была цель. И я едва не умер от голода, ночевал в лесах, как беглый преступник… да фактически и стал таким: таскал из курятника яйца, а из чьей-то верши — угрей.
Пальцы возобновили свою тонкую работу.
— Кроме того, я все-таки мужчина. А женщинам самостоятельно отправляться в путь вдвойне опасней. Не пройдете и пяти миль, как вас запросто могут ограбить и изнасиловать, если у вас нет денег, чтобы нанять охрану. При нашей нищете безопаснее оставаться здесь.
— Я думала отправиться к деду, — сказала Манди глухо, — но он отрекся от матери, когда она сбежала с папой, так что не знаю, даст ли он мне приют под своим кровом.
Александр закончил смазывать царапины и вытер руки чистым лоскутом.
— Я кое-что знаю о вашем дедушке, — сказал он медленно. — Наши семейные владения располагались рядом, и он тоже был покровителем Кранвелльского монастыря. Он и в самом деле может предоставить вам убежище — но не по доброте и не из чувства долга. Вы бы стали его заложницей, полезным приобретением, которое можно продать замуж тому, кто предложит наибольшую цену. Не думаю, что ваша жизнь окажется легче, чем здесь, — хотя, конечно, из-за других причин.
Манди сглотнула и вытерла глаза рукавом.
— Может, и не легче, но вытерпеть можно.
Она поднялась и, сняв одеяло с постели, пошла к отцу, который так и не пошевелился за все время скандала, и заботливо укрыла. Потом со вздохом выпрямилась, подошла к выходу и, откинув полог, выглянула во влажную туманную полутьму.
— Сожалею о том, что я тебе наговорила, — пробормотала она. — И большое спасибо за поддержку.
Александр пожал плечами.
— Не надо сожалеть о правде. Я действительно пришел от женщины и действительно многого не понимаю… Хотя, может, и не настолько многого, — добавил он глухо, поскольку твердо чувствовал: он — на ее стороне.
ГЛАВА 13
На другой день Арнауд де Серизэ выбрался из похмельной дремоты уже намного позже рассвета. Лежал он на полу шатра, невдалеке от ложа, до которого он так и не сумел добраться, и кто-то заботливо укрыл его одеялом. В голове что-то неустанно и больно колотилось, а свет утреннего
Он заставил себя сесть и хрипло позвал:
— Манди!
В шатре все было аккуратно прибрано, как, впрочем, всегда, когда этим занималась дочь, но больше никаких признаков ее присутствия не обнаружилось.
— Гризель? — позвал Арнауд, но с другой части шатра не послышалось ни звука. Арнауд с трудом поднялся на ноги, поморгал и нетвердой походкой подошел к пологу шатра.
Ночной дождь очистил воздух, а солнце уже поднялось высоко. Арнауд отпустил проклятие, что он опоздал, и в адрес женщин, которые не разбудили его своевременно.
Живот подвело, но ни о какой еде невозможно было и думать; вот если бы похмелиться — но фляга оказалась совершенно пуста. Напиться можно было только из бадейки чистой воды, поставленной про запас.
Арнауд зачерпнул ковш и сделал пару глотков, сожалея, что не пришлось умереть во сне.
И тут в шатер ворвался свет: это Харви отбросил полог и вступил внутрь, такой же белокурый, полный жизни и радостный, как это утро.
— Вы не видели мою дочь? — раздраженно спросил Арнауд вместо приветствия.
— Они с Александром утром отправились в город за покупками.
— Ладно, но не осталось ни капли вина.
Харви нахмурился и прошел чуть дальше вглубь шатра.
— Нельзя столько пить, вы себя губите.
— Ха, какое тонкое наблюдение! От вас это особенно приятно слышать. На себя посмотрите. — И принялся шумно умываться над тазом, предусмотрительно поставленным Манди на ларе.
— Я-то не валяюсь бесчувственным до полудня, когда кони не досмотрены и оружие не вычищено.
Злость Арнауда вскипела и вырвалась словами:
— А тебя не касается, как я провожу время вне ристалища! Я когда-нибудь читал вам морали? Сами-то, небось, тоже отсыпались после вчерашней попойки?
— С чего бы это? Я поднялся на рассвете, поухаживал за своим конем, начистил оружие, поразминался с мечом и подготовился к послеполуденному турниру. — Харви немного помолчал; то, как он хмурился и отбрасывал волосы, ниспадающие на лоб, выдавало его волнение. — И не надо говорить, что ваши дела меня не касаются. Еще и как — ведь это все влияет на вашу борьбу на ристалище. Александру вчера пришлось потеть, как троянцам, выручая вас. А это не игрушки: возлагать на парня такую ответственность. Да, он неплох, но у него еще недостаточно ни сил, ни опыта боя в ситуациях, в которые он попадал. Вы три раза должны были его подстраховывать, а вместо этого…
— Вы обвиняете меня в безответственности? — сощурился Арнауд. Горячая, пульсирующая боль билась под черепом. Слова Харви тем больше вызывали бешенство, что в них звучала обеспокоенность, а не гнев. Наверняка он говорил правду, хотя Арнауд ничего не мог припомнить.
— Вы докатитесь и до этого, если не сойдете со скользкой дорожки. Вчера мы победили только потому, что нам с Александром пришлось из кожи вон лезть. Но так же не может продолжаться бесконечно. Вас едва хватает на половину турнира. — Голос Харви смягчился. — Я ведь о вас прежде всего беспокоюсь, Арнауд.