Победитель не получает ничего. Мужчины без женщин (сборник)
Шрифт:
– А, Роджер! Здравствуй, дорогой! Ну, как поживаешь? Я слыхал, ты про меня нехорошее говоришь. Всякую небылицу.
– Если я говорю, так только одно – что у тебя матери сроду не было. – Это самое худшее оскорбление для мужчины, какое только есть по-испански.
– Что правда, то правда, – сказал он. – Я был такой маленький, когда моя бедная мамочка умерла, что у меня ее будто и не было. И это очень грустно.
Вот вам, какие они, эти красавчики. Их не проймешь. Ну, ничем не проймешь. Деньги они тратят только на себя или на всякую показуху, а долгов не платят. Попробуйте, получите с такого. Я ему все выложил, что
Какая же у них кровь в жилах, у таких вот красавчиков?
Пишет читательница
Она сидела у себя в спальне за столиком, разложив перед собой газету, и только изредка поглядывала в окно на падающий снег, который сразу же таял, ложась на крышу. Она писала вот это письмо – писала набело, не видя необходимости что-либо вычеркивать или исправлять.
Роунок, Виргиния.
6 февраля 1933 г.
Дорогой доктор, позвольте обратиться к Вам за советом по важному для меня делу, – мне надо прийти к какому-то решению, и я не знаю, на кого можно больше всех положиться, родителей спрашивать я не смею, и вот пишу Вам – и даже Вам признаюсь только потому, что это можно сделать заглазно. Так вот как все обстоит. Я вышла замуж за военнослужащего США в 1929 году, и в тот же год его услали в Шанхай в Китае. Он пробыл там три года и вернулся – его демобилизовали несколько месяцев назад – и поехал к своей матери в Хелену, штат Арканзас. Он мне написал, чтобы я тоже туда выехала, я приехала и узнаю, что он проходит курс лечения уколами, и я, конечно, спросила, и оказывается, его лечат от… не знаю, как это слово пишется, но на слух вроде «си. филюс». Вы, наверно, понимаете, о чем я говорю. Так вот, скажите, не опасно ли мне будет жить с ним, – у нас ни разу ничего не было с тех пор, как он вернулся из Китая. Он меня уверяет, что все наладится, когда врач кончит его лечить. Как Вы считаете, правда ли это, – я помню, мой отец часто говорил, что лучше умереть, чем стать жертвой этой болезни. Отцу я верю, но мужу своему хочу верить еще больше. Умоляю Вас, скажите, что мне делать, – у меня дочь, которая родилась, когда ее отец был в Китае.
Заранее Вас благодарю и всецело полагаюсь на Ваш совет. С уважением…
И она поставила свою подпись.
Может, он скажет, как мне быть, думала она. Может, все-таки скажет. Судя по портрету в газете, он должен это знать. Лицо такое умное. Наверно, каждый день дает людям советы. Такой должен знать. Я хочу поступить, как надо. Но так долго ждать! Так долго! А сколько я уже ждала. Господи! Сколько же можно ждать! Он должен был ехать, куда бы ни послали, знаю, знаю. Но почему такое должно было случиться с ним? Почему, Господи? Что бы он там ни сделал, зачем это с ним случилось? Господи, зачем, зачем? Ведь не обязательно ему было схватить это. Как же мне быть? Не хочу, чтобы он болел. Зачем он этим болеет?
Посвящается
Часть I
Портрет мистера Уиллера в Монтрё
В станционном буфете было тепло и светло. Деревянные столешницы лоснились от постоянного протирания, и на них стояли корзинки с солеными крендельками в пакетиках из вощеной бумаги. Сиденья резных стульев были потертыми, но удобными. На стене висели деревянные резные часы, буфетная стойка располагалась в дальнем конце. За окном шел снег.
За столиком под часами двое вокзальных носильщиков пили молодое вино. Еще один носильщик, войдя, объявил, что Симплонский восточный экспресс следует из Сент-Морица с часовым опозданием, и вышел. Официантка подошла к столику мистера Уилера.
– Экспресс опаздывает на час, сэр, – сказала она. – Принести вам кофе?
– Если вы ручаетесь, что он не вгонит меня в сон.
– Простите? – переспросила официантка.
– Несите, – ответил мистер Уилер.
– Благодарю вас.
Она принесла из кухни кофе, мистер Уилер посмотрел в окно на снег, кружившийся в свете перронного фонаря.
– Вы говорите на других языках, кроме английского? – спросил он у официантки.
– О да, сэр. Я говорю по-немецки и по-французски и еще на местных диалектах.
– Не хотите ли чего-нибудь выпить?
– О нет, сэр. Нам не разрешается пить в буфете с посетителями.
– Тогда сигару?
– О нет, сэр. Я не курю, сэр.
– Это правильно, – сказал мистер Уиллер. Он снова посмотрел в окно, отпил кофе и закурил сигарету.
– Fr"aulein, – позвал он.
Официантка вернулась.
– Чего желаете, сэр?
– Вас, – сказал он.
– Не надо так шутить.
– Я не шучу.
– Тогда не надо говорить подобных вещей.
– У меня нет времени на споры, – сказал мистер Уилер. – Поезд прибудет через сорок минут. Если вы подниметесь со мной наверх, я дам вам сто франков.
– Как вы смеете, сэр! Я носильщика позову.
– Носильщик мне не нужен, – сказал мистер Уилер. – А равно полицейский и разносчик сигарет. Мне нужны вы.
– Если вы будете продолжать в том же духе, вам придется уйти. Вы не можете сидеть здесь и говорить подобные вещи.
– Тогда почему же вы не уходите? Если бы вы ушли, я не мог бы вам ничего сказать.
Официантка отошла от стола. Мистер Уилер проследил, не подойдет ли она к носильщикам. Она не подошла.
– Mademoiselle! – крикнул он. Официантка вернулась. – Принесите мне бутылку сионского, пожалуйста.
– Да, сэр.
Мистер Уиллер посмотрел, как она вышла, затем снова вошла с бутылкой, которую поставила на его стол. Он взглянул на часы.
– Даю двести франков, – сказал он.
– Пожалуйста, прекратите это.
– Двести франков – это куча денег.
– Вы не говорить такие вещи! – сказала официантка.
Она начала делать ошибки в английском. Мистер Уилер посмотрел на нее с интересом.
– Две сотни франков.
– Вы наглец.
– Почему же вы тогда не уходите? Я ничего не смогу вам сказать, если вас здесь не будет.
Официантка отошла от стола и направилась к стойке. Некоторое время мистер Уилер пил вино и улыбался про себя.
– Mademoiselle! – позвал он снова. Официантка притворилась, что не слышит. – Mademoiselle! – повторил он. Официантка подошла.