Победитель остается один
Шрифт:
С той минуты как в ответ на попытку сдаться властям ему посоветовали отдохнуть и выспаться, Игорь считал, что больше никто не помешает ему выполнить его предназначение. Его мучили другие сомнения: достойна ли Ева тех жертв, которые он собирался принести миру? И поначалу был уверен – да. Но теперь что-то иное скребло его душу и перед глазами то им дело возникал образ маленькой торговки кустарными сувенирами, виделись ее густые ресницы и невинная улыбка.
«В каждом из нас есть частица Божьего огня, – казалось, говорит ему Оливия. – Всем нам при рождении дарован был некий умысел, имя которому –
Он мысленно возражает ей: «Мы узнаем, что план был неверен, когда дойдем до самых отдаленных его последствий. Или когда милосердный Господь поведет нас в ином направлении».
Игорь глядит на часы: у него еще есть двенадцать часов – времени хватит, чтобы сесть в свой самолет с той, кого он любит, и вернуться в…
Куда? В Москву, к своей работе – и это после всего того, что он испытал, перестрадал, обдумал, спланировал? Или благодаря всем принесенным жертвам воскреснуть, избрать абсолютную свободу, открыть в себе нового, неведомого человека и уж с этой минуты делать лишь то, о чем мечтал, когда Ева еще была с ним?
4:34 РМ
Жасмин курит, уставившись бездумным взглядом в море. В такие минуты ей, ощущающей свое единение с бесконечностью, кажется, будто она обретает невиданное могущество и способность творить нечто чудесное.
Она вспоминает старинную притчу, неизвестно где вычитанную. Ходжа Насреддин однажды появился при дворе в роскошном тюрбане и попросил денег на благотворительность.
– Пришел просить денег, а сам носишь такой великолепный и, без сомнения, очень дорогой тюрбан, – ответил ему властелин. – Сколько стоит эта необыкновенная вещь?
– Пятьсот золотых, – отвечал ему суфийский мудрец.
– Это ложь, – прошептал на ухо повелителю его визирь. – Ни один тюрбан не может стоить таких денег.
Однако Насреддин стоял на своем:
– Я пришел сюда не только просить, но и договариваться. Я заплатил такие деньги за тюрбан, ибо знал, что во всем подлунном мире только наш повелитель сможет купить его за шестьсот золотых, чтобы полученный доход я мог обратить в пользу неимущих.
Польщенный султан выплатил требуемую сумму. А мудрец, уже выходя из дворца, сказал визирю:
– Ты прекрасно знаешь, сколько стоит тюрбан, а вот предел, до которого доводит человека его суетность, известен мне одному.
Это – в точности о том мире, что ее окружает. Она ничего не имела против своей профессии, не осуждала людей за их желания, однако все же отчетливо сознавала, что в жизни главное. И старалась обеими ногами стоять на земле, хотя искушения так и сыпались на нее.
…Кто-то, приоткрыв дверь, сообщает, что до начала показа остается всего час. Самое томительное и тяжкое время, предшествующее дефиле, миновало. Модели откладывают в сторону свои телефончики и плееры, гримеры наносят последние штрихи, парикмахеры поправляют выбившиеся пряди.
Жасмин садится перед тройным зеркалом и предоставляет себя в их распоряжение.
– Не волнуйся, – говорит парикмахер. – Подумаешь, Канны.
– А я и не
Да и с чего бы ей волноваться? Наоборот, каждый раз, как она вступает на подиум, ее охватывает чувство сродни экстазу, и происходит пресловутый выброс адреналина. Стилистка расположена поболтать: она рассказывает о морщинах знаменитостей, проходящих через ее руки, предлагает новый чудодейственный крем, говорит, как от всего этого устала, спрашивает, нет ли у Жасмин лишнего приглашения на party. Та слушает все это с ангельским терпением, ибо в мыслях она сейчас далеко отсюда – на улицах Антверпена. Ей вспоминается тот день, когда она решила отыскать фотографов.
Она преодолела неизбежные поначалу трудности, и все пошло как надо.
Так же будет и сегодня. Так было, когда она вместе с матерью, мечтавшей, чтобы дочка поскорее оправилась от потрясения, и согласившейся сопровождать ее, позвонила в дверь первому фотографу – тому самому, что восхитился ею на улице. Дверь открылась, и они попали в небольшую комнату, где стоял прозрачный стол, заваленный негативами, другой стол – с компьютером – и еще что-то вроде архитекторского кульмана. Фотограф был не один: какая-то женщина лет сорока, представившаяся как координатор проектов, оглядела Жасмин с ног до головы и улыбнулась. Все четверо расселись.
– Уверена, что вашу дочь ждет большее будущее, – сказала женщина.
– Я всего лишь сопровождаю ее, – ответила мать. – Если что хотите сказать, обращайтесь прямо к ней.
Женщина немного оторопела. Потом взяла формуляр, принялась заносить в него данные и параметры, приговаривая при этом:
– «Кристина» – не годится… Слишком распространенное имя… Прежде всего нам надо будет придумать другое.
«Нет, – думает она сейчас, – не потому, что слишком распространенное… Кристиной звали ту девушку, которая стала духовной калекой в тот день, когда оказалась свидетельницей убийства, и умерла, когда отказалась подтвердить то, что видела собственными глазами. И если уж менять все, то начинать и вправду надо с обращения, привычного с первых месяцев жизни». И в ответ будто само выговорилось:
– Жасмин Тайгер. Нежна, как цветок, опасна, как дикий зверь.
Женщине понравилось:
– Карьера модели – дело непростое. Тебе повезло уж с тем, что тебя выбрали хотя бы для первого шага. Впереди будет еще много разного, но мы здесь для того, чтобы помочь тебе попасть туда, куда ты хочешь. Мы сделаем фотографии и разошлем по агентствам. И еще тебе потребуется композит.
Она явно ожидала, что Кристина спросит: «Что это такое?» Но вопроса не последовало, и женщина опять сумела скрыть легкую растерянность:
– Композит, как ты, наверное, знаешь, – это лист особой бумаги, где помещена твоя лучшая фотография и указаны твои параметры. И еще снимки – в разных видах: в бикини, школьной форме… Лицо – крупным планом. В вечернем макияже, чтобы тебя можно было отобрать и в том случае, если надо, чтобы модель казалась старше… Так, теперь грудь…
Она замолчала.
– …Грудь, надо сказать, несколько превышает установленные для модели объемы. – Она повернулась к фотографу. – Надо будет это скрыть. Запиши.