Победитель остается один
Шрифт:
– Ну, что, пойдем? – деликатно спрашивает мужчина.
– Еще минутку…
– Мы опоздаем.
Но Габриэла, уже не в силах сдержаться, плачет навзрыд – сказались три минуты только что пережитого ужаса и предельного напряжения. Забыв про макияж – поправят как-нибудь, она, содрогаясь всем телом, плачет горько и безутешно. Мужчина протягивает ей руку, чтобы оперлась и не споткнулась на своих высоких каблуках, и оба идут по площади, выводящей на набережную Круазетт; шум толпы за спиной постепенно стихает, зато рыдания становятся все громче, словно она решила сразу пролить все невыплаканные слезы этого дня, недели, всех лет, заполненных мечтами об этой минуте, промелькнувшей так стремительно, что она не успела понять, что же все-таки произошло.
– Простите, –
Он гладит ее по голове и улыбается ласково, жалостливо и понимающе.
7:31 РМ
И вот он наконец понял: нельзя добиваться счастья любой ценой – жизнь и так воздала ему сверх меры, и теперь уже можно признать, что она была на редкость щедра к нему. Отныне и уже до конца дней своих он посвятит себя тому, чтобы извлекать сокровища, таящиеся в его страдании, и каждую радостную минуту проживать, как если бы она была последней.
Он победил искушения. Он защищен духом девочки, так проницательно разгадавшей его миссию, а теперь постепенно открывающей ему глаза на истинные цели его пребывания в Каннах.
Покуда он сидел в этой пиццерии, вспоминая услышанное на пленках, Искушение обвинило его в том, что он – сумасшедший, способный уверовать, будто во имя любви все позволено. Но слава Богу, это длилось всего несколько минут, а теперь они остались позади.
Он совершенно нормален. Дело, которым он занимается, требует умения планировать и договариваться, четкости и самодисциплины. Многие его друзья сетуют, что в последнее время он стал каким-то отчужденным и сторонится людей: им невдомек, что так было всегда. А то, что он бывал на праздниках и торжествах, свадьбах и крестинах, притворялся, будто ему интересно играть в гольф по воскресеньям, – это всего лишь способ добиться своих профессиональных целей. Ему всегда была отвратительна так называемая светская жизнь, когда люди прячут за улыбками душевное уныние. Не составило труда очень скоро понять, что Суперкласс так же зависим от своего успеха, как наркоман – от своей отравы, и несравненно несчастней тех, у кого нет ничего, кроме дома, сада, где играют дети, тарелки супа на столе, очага, где зимой пылает огонь. Те хоть сознают свои пределы и границы, понимают, что жизнь коротка, а потому не видят смысла в том, чтобы идти дальше.
Суперкласс пытается продавать свои ценности. Нормальные, обычные люди жалуются, что небеса к ним несправедливы, завидуют власть имущим, страдают, глядя, как развлекаются другие. И не могут постичь, что никто и не развлекается: все озабочены, не уверены в себе, все скрывают за своими драгоценностями, автомобилями, толстыми бумажниками тяжелейший комплекс неполноценности.
Игорь – человек простых вкусов, хотя Ева не раз пеняла на его манеру одеваться. Но для чего платить за сорочку больше разумной цены, если этикетка пришита к воротнику изнутри? Зачем посещать модные рестораны, если не услышишь там ничего значительного и важного? Ева часто сетовала, что в тех случаях, когда ему по обязанности приходилось бывать на праздниках, церемониях и прочих мероприятиях, он держит себя слишком замкнуто. Игорь пытался изменить свое поведение, старался нравиться людям – хотя ему самому это представлялось совершенно ненужным. Он глядел, как люди вокруг говорят без умолку, сравнивают свои и чужие пакеты акций, повествуют о чудесных достоинствах новой яхты, пускаются в пространные разглагольствования о стилевых особенностях художников-экспрессионистов потому лишь, что запомнили пояснения экскурсовода в парижском музее, уверяют, что этот писатель лучше того, хоть за неимением времени читают не сами книги, а рецензии на них.
Культурные люди. Очень обеспеченные люди. Очаровательные люди. И каждый из них в конце дня задает себе один и тот же вопрос: «Не пора ли остановиться?» И каждый отвечает на него: «Если остановлюсь, моя жизнь лишится смысла».
Можно подумать, они знают, что такое смысл жизни.
Искушение проиграло битву. Хотело убедить его в том, что он безумен, ибо одно дело – замышлять
Игорь нормален. Успешен. Захоти он – мог бы нанять лучшего в мире киллера-профессионала, который выполнял бы поручения и посылал бы Еве сообщения. Захоти – и подрядил бы лучшее в мире пиар-агентство, а к концу года стал бы темой номер один не только в специальных изданиях, но и на страницах журналов, воспевающих успех, славу, блеск, гламур. И можно не сомневаться, что его бывшая жена горько пожалела бы о своем ошибочном решении и о его пагубных последствиях, а он знал бы точно момент, когда надо будет послать ей цветы и сказать: «Вернись – ты прощена». Он обладает связями во всех социальных слоях – от продюсеров-импресарио, достигших вершин благодаря упорству и постоянным усилиям, до преступников, ни разу в жизни не получивших шанса повернуться светлой стороной.
И в Каннах он сейчас не только потому, что получает извращенное наслаждение, заглядывая в глаза человеку, который оказался перед Неминуемым. Если уж решил оказаться на линии огня, в такой рискованной ситуации, то лишь потому, что уверен: шаги, предпринятые им в течение этого дня, кажущегося бесконечным, никогда не станут необходимым, фундаментальным условием для того, чтобы новый Игорь, живущий внутри прежнего, смог возродиться из пепла его трагедии.
Он всегда был человеком, способным, приняв трудное решение, идти до конца, причем никто на свете, включая Еву, не знал, что происходит в темных закоулках его души. Он молча сносил угрозы и оскорбления от «групп и отдельных лиц», а ответил им, лишь когда счел себя в силах ликвидировать и угрозы, и тех, кто угрожал. Требовался невероятный самоконтроль, чтобы не дать печальному опыту, которого он набрался, оставить свои следы и отметины на его жизни. Он научился никогда не приносить свои страхи и опасения домой: Ева должна жить в безмятежном спокойствии и даже не догадываться о тех передрягах, которые неизбежно встречаются на пути каждого бизнесмена. Он ограждал ее от всего неприятного, а в ответ, как выясняется, не получил ни благодарности, ни хотя бы понимания.
Дух Оливии, внушив ему эту мысль, успокоил его, но одновременно и добавил кое-что такое, о чем он никогда еще не думал прежде: он ведь приехал сюда не отвоевывать бросившую его женщину, а ради того, чтобы убедиться наконец – не стоит она ни всех этих мучительных лет, ни месяцев кропотливого обдумывания, ни его способности прощать, быть великодушным и терпеливым.
Он отправил ей одно, два, три сообщения, а Ева не отозвалась. Нет ничего проще узнать, где он остановился. Да, пять-шесть звонков в первоклассные отели не решили бы проблему, благо он зарегистрировался под чужим именем и указал другой род занятий, но – кто ищет, тот найдет.
Он знает, что население Канн, насчитывающее всего семьдесят тысяч жителей, обычно утраивается во время фестиваля, но прибывающие сюда люди всегда стремятся жить там же, где раньше. Где же она? В одном с ним отеле и посещает тот же самый бар – вчера ночью он видел ее там с новым избранником. И тем не менее она не носится по Круазетт в поисках бывшего мужа. Не пытается выяснить, где он, обзванивая общих друзей, хотя по крайней мере один из них получил исчерпывающую информацию от Игоря, предполагавшего – та, кого он считает женщиной своей жизни, свяжется с ним, когда поймет, как близко ее бывший муж.
Друг получил инструкции на этот случай и должен был объяснить Еве, где его найти… Однако до сих пор – молчание.
Он стягивает с себя одежду, отправляется под душ. Да, Ева не заслужила… Он почти уверен, что сегодня вечером встретит ее, но с каждой минутой эта встреча значит все меньше и меньше. Быть может, его миссия окажется важнее, чем просто вернуть любовь женщины, которая предала его и теперь очерняет. Дух девушки-португалки напоминает ему историю, рассказанную в перерыве между двумя боями одним старым афганцем.