Победитель
Шрифт:
Настоящее кажется ангелу не столь кратким, каким оно является в куцем человеческом сознании, не способном полнокровно населить собой более двух или трех секунд. Настоящее ангела длится значительно дольше, и сейчас, сидя на камне, он проживает как текущее мгновение, так и то, что для людей уже давно стало прошлым. И то, что пока еще является для них будущим.
Ему удается видеть одновременно все обстоятельства, все событийные нити, опутавшие людей, яростно стремящихся уничтожить друг друга. Он понимает, что эти нити тянутся куда-то в
Он будет недвижно сидеть на камне до тех самых пор, пока не утихнет грохот взрывов и окрестные холмы станут озаряться лишь тусклым пламенем пожара, разгорающимся в третьем этаже дворца.
Когда из-за водораздела выглянет серп луны, ангел недовольно нахохлится и минуты полторы будет немигающе рассматривать его. А потом беззвучно взмахнет крыльями и растворится в серебристом сиянии…
Хафизулла крепко зажмурился.
Раздался взрыв.
* * *
Зеркальные створки разлетелись вдребезги, и через мгновение Плетнев бежал невесть куда, поливая свинцом все вокруг.
За ним неслись остальные.
Потом он остановился.
Выстрелы смолкли. В дыму и пыли маячили фигуры бойцов.
Звенящая тишина нарушалась только дальней стрельбой…
То и дело озираясь, он с автоматом наизготовку настороженно продвигался по коридору.
– А-а-а-а-а-а-а-а!
Плетнев невольно вздрогнул от этого душераздирающего вопля.
Женщина, выбежавшая из комнаты рядом с баром, дико крича, упала на колени, склонившись над телами сына и мужа.
– Ами-и-и-и-ин!
Няньки в лужах собственной крови лежали, как разломанные куклы, среди битых бутылок и деревянных обломков.
– Сволочи! Фашисты! Что вы делаете?!
Этот сдавленный крик тоже был страшен и гулок.
Плетнев оторопело перевел взгляд.
И в нескольких метрах от себя увидел Веру – в грязном, истерзанном врачебном халате, она стояла, жестом отчаяния прижав ладони к лицу.
Аникин, Первухин, Симонов и Голубков остановились у барной стойки.
Вера медленно шла туда же. Он шагнул навстречу.
– Вера?!
Плетнев оглянулся – и снова увидел товарищей… мертвые тела мужчины… мальчика… рыдавшую над ними женщину… Обломки развороченного бара… Тела еще двух женщин среди осколков стекла… Это все они?.. Это они сделали?..
Завод кончился – и кончился внезапно. Примерно так, наверное, чувствует себя игрушечный клоун, когда пружина в нем полностью раскрутилась.
Он бессильно опустил автомат.
Вера медленно подошла, глядя на него так, будто не верила своим глазам.
– Саша?! Это ты?! Это все вы?..
– Подожди, – растерянно пробормотал он. – Постой. Это просто… ты почему здесь?!
В глубине коридора за ее спиной он увидел две смутные фигуры. Их выдали белые
Прервавшись на полуслове, Плетнев отшвырнул ее к стене и навскидку ударил по ним из автомата.
Вера сползла на пол, закрывая лицо руками.
Гвардейцы тоже попадали, широко разбросав руки и с грохотом выронив оружие.
Аникин с Первухиным, на бегу добавив каждому из них по короткой очереди, бросились в глубь какого-то аппендикса, а Плетнев схватил Веру за руку и силой потащил за собой.
– Быстрей! Тут не место!
Дверь в конференц-зал была открыта. Он осторожно заглянул.
Да, зал был пуст.
Затолкнул ее в помещение. Он чувствовал, как ее колотит.
– Ну все, все, – сказал Плетнев. – Все. Все кончилось…
Проклятые лампы мигали, и в их неверном свете он продолжал ощупывать взглядом каждый угол.
И вдруг заметил, как шевельнулась темная штора. Едва приметно шевельнулась! Как он не подумал об этом сразу!
Он сделал шаг, загораживая Веру, и одновременно выпустил в штору две короткие очереди.
Вера вскрикнула от неожиданности.
Штора начала надуваться плавным пузырем… и вот уже чье-то тело стало медленно вываливаться из-за нее, одновременно срывая с карниза. Падавший конвульсивным движением отвел от лица ткань – и Плетневу показалось, что в этом лице, искаженном гримасой боли и удивления, он узнал Кузнецова!
Человек бросил на него гаснущий взгляд. Тело еще пыталось сопротивляться смерти, старалось удержаться на ногах.
Кто-то закричал откуда-то справа, с пола из-за трибуны:
– Не стрелять! Свои-и-и-и!
Он растерянно опустил автомат.
Вера закрыла рот ладонью, сдерживая крик.
– Николай Петрович!
Человек из-за трибуны кинулся к падавшему, попытался удержать – и вместе с ним обрушился… Уже на полу привалил к стене.
Голова убитого висела.
– Николай Петрович? – тупо пробормотал Плетнев.
Вера тоже подбежала, взяла его руку… подержав, безнадежно опустила на пол. Повернулась к нему, бросила взгляд… отвернулась…
Собственное лицо казалось ему окаменелым. Он провел ладонью по щекам, посеченным множеством мелких осколков камня и железа, по лбу… всюду кровь и копоть… Медленно снял каску вместе с кожаным подшлемником.
Подошел к телу Кузнецова и сел рядом, прислонившись к стене.
Автомат положил справа.
Он не понимал, что произошло. Нет, не так. Он понимал. Но понимал и другое – этого не может быть! Не может здесь быть ни Веры, ни Кузнецова! Это какой-то сон! Кошмарный, страшный сон! А если сон, то когда он начался?
Наверное, так сходят с ума – его крепкое, холодное, его специальным образом выкованное сознание мутилось и раздваивалось… Что они наделали?.. Они выполнили приказ, ничего больше… Да, но что они наделали?.. Выполнили приказ, вот и все… Нет, он не об этом, он хочет понять: что они наделали?..