Победителей не судят
Шрифт:
— Это когда американский «Бруклин» догонял испанские броненосные крейсера поодиночке, и под огнем его пушек потомки конкистадоров выбрасывались на камни один за другим?!
В голосе Андреева прозвучала явственная ирония — русские моряки невысоко ценили своих коллег из САСШ. Но если янки ухитрились растрепать испанцев в пух и перья, то можно представить как те низко пали со времен не то что «Непобедимой армады», а Трафальгара, бой там произошел всего столетие тому назад.
— Совершенно точно, только японцы не кастильцы, в храбрости и умении им не откажешь! Потому без всякого излишнего геройства заходим сзади, выравниваем скорость и стреляем как можно точнее с двадцати пяти кабельтовых. Вначале бьем концевой крейсер, затем мателотов
— А если «Чин-Йен» повернет в сторону, ваше превосходительство, и встанет к нам бортом?!
— Мы продолжим «барыню» и будем кружиться — наша цель крейсера, а не это дряхлое корыто, отобранное японцами у императрицы Цыси. До вечера время есть, лишь бы противнику не добраться до островков — там прижать японцев будет гораздо сложнее. И учтите — куда самураи не повернут — на хвосте у них будет постоянно висеть один из наших крейсеров.
— Я понял, ваше превосходительство!
Капитан 1-го ранга Андреев наклонил голову, а Безобразов улыбнулся. Он не сомневался в командире крейсера — болезненный и нервный в мирной обстановке Андрей Парфенович совершенно преображался в обстановке, приближенной к боевой — уверенно командовал и всячески подбадривал офицеров и матросов. Вот только в реальном сражении экипажи Владивостокских крейсеров еще не были, но в их выучке и храбрости вице-адмирал Безобразов не сомневался…
— Почти попали! Но «почти» не считается!
В двух кабельтовых от правого борта вспенился и взметнулся в небо огромный гейзер — идущий последним в кильватерной колонне крейсер «Хасидате», у которого монструозная пушка по замыслу конструктора Эмиля Бертена была не в носу, а на корме, в который раз безуспешно пытался попасть в «Россию». Вот только промах шел за промахом, зато русские снаряды изуродовали маленький японский крейсер — на японском корабле разгорались пожары, вся 120 мм артиллерия правого борта была выбита, отвечала лишь носовая пушка и два орудия с левого борта. Да вот, после пятиминутного перерыва пальнула огромная 320 мм «дурында».
Идущая впереди «Мацусима» тоже горела и была серьезно повреждена — «Громобой» давно перенес на ее огонь, сокрушая неприятеля полновесными залпами. Уже два раза японцы пытались развернуться и принять бой в линии, но Безобразов каждый раз «вежливо» уклонялся от предложения начать «честный бой по правилам».
Да и зачем ему это было делать — дистанция выгодная, противник, осыпаемый снарядами, толком ответить не может. А русские крейсера стреляют практически безнаказанно — во флагманскую «Россию» попал всего десяток 120 мм снарядов, весом в пятьдесят три фунта каждый, меньше полтора пуда, причинивших несерьезные повреждения. И, судя по докладам, в лазарет под броневую палубу отнесли лишь несколько раненных. Да и пожаров, которые часто бывали на кораблях порт-артурской эскадры, не происходило…
— Надо же, снова попали!
По рубке пошел звон — на толстой 305 мм гарвеевской броне разорвался очередной снаряд, не причинив никакого вреда. «Россия» ведь изначально строилась как флагманский корабль. И такой защите ее броневой рубки из английской стали мог позавидовать любой броненосец.
— Хм, что-то новенькое придумали, — задумчиво пробормотал Петр, разглядывая очередной маневр японского отряда, уже сократившегося до трех единиц. Несчастный «Хасидате» закончил свое надводное существование, переместившись в обитель Нептуна. Для крейсера, не имеющего бортовой брони случилось страшное — он попал под перекрестный огонь 8-ми и 6-ти дюймовых пушек, и, судя по всему, получил несколько подводных пробоин. Крен нарастал медленно, но во время одного из неудачных поворотов флагмана, руль заложили чуть круче, чем требовалось, и горящий корабль свалился на борт — дым из труб стелился прямо на воде. И тут же взорвались котлы — и только обломки кувыркались в волнах.
Действительно, обе оставшиеся «симы» рванулись вперед, оставляя «Чин-Йен» концевым, вернее,
— Они что, струсили и бросили броненосец?!
— Нет, Андрей Парфенович, Катаоко просто осознал, что нужно кого-то оставить нам на заклание и попытаться спасти то, что у него осталось. Горячность подвела нашего врага — нужно правильно рассчитывать собственные силы, ввязываясь в бой с гораздо более сильным противником, — усмехнулся Петр Алексеевич. И, показав вперед рукою, пояснил:
— Островки уже рядом, а мы туда не пойдем. Вечереет, и нам нужно уходить — на поиски наших крейсеров выйдут отряды миноносцев, а я не хочу излишнего риска ночью. И вот еще что — прошу вас напомнить артиллерийским офицерам — у броненосца защищена толстой броней цитадель, она как раз между мачтами, а оконечности совершенно без защиты — там только трехдюймовый карапас.
— Может быть, стоит нагнать крейсера, ваше превосходительство?
— На этот счет есть поговорка про двух зайцев, а потому удовольствуемся броненосцем. Ведь в следующих наших походах такой возможности может и не представится, а в прибрежных корейских водах для канонерок Лощинского это будет самый страшный противник. Так что лучше отправить его на дно, и уходить!
История часто шутит над людьми и событиями, зачастую изменяя людей и даты, однако, не теряя свойственного ей «черного юмора», которым наделяют жертв щедро. «Кисмет» — как сказали бы в песках Туркестана, а здесь прекрасно знали что такое «карма»!
«Чин-Йен» повторил судьбу броненосца береговой обороны «Адмирал Ушаков», который после злосчастного Цусимского боя, был настигнут двумя японскими броненосными крейсерами, и безнаказанно расстрелян с безопасной для последних дистанции, после того, как капитан 1-го ранга Миклухо-Маклай, брат знаменитого путешественника, отказался спустить флаг и сдаться в плен, как сделал его начальник, контр-адмирал Небогатов. И погиб японский броненосец совсем недалеко от того места, где в реальной истории случилась трагедия с «Ушаковым»…
Глава 13
— Когда ты умрешь?!
Фок хмыкнул, переспросив — такого вопроса, тем более заданного первым, от старой императрицы он не ожидал. Китаянка сидела перед ним на коврике с непроницаемым лицом, выпрямив спину, без малейшего движения, замерев, словно фарфоровая статуэтка.
Цыси вблизи оказалась несколько иной, чем была на фотографиях, которые он рассматривал еще в прошлой жизни. Да, старуха-старухой, рухлядь, как ее называли русские, и даже толстый слой румян и белил не могли толком замазать увядшую прежде красотку, как невозможно создать из использованного банного веника букет роскошных роз.
Недаром европейцы открыто смеялись над ее парадными портретами — императрица Цыси была для них чем-то вроде дрессированной обезьянки, как можно такую принимать всерьез?!
Смешные фотографии, в которых китаянка принимала нелепые позы, которые в глазах цивилизованных англичан, французов и немцев никак не могли служить символом величия и вызывали только смешки. И совершенно напрасно — нельзя рассматривать форму отдельно от содержания, слишком велико будет заблуждение!
Но ни одна из фотографий не могла передать то, что сразу почувствовалось при личной встрече — ауру человека привыкшего к бесконтрольной власти, повелевающего жизнью и смертью своих подданных, причем с руками, которые отнюдь не фигурально, пусть даже аллегорически, но по локоть в крови. Ибо такова плата за дорогу к сверкающим вершинам власти, к которым можно добраться лишь полностью освоив все самое мерзкое и подлое, которое таит человеческая душа. А там собрано многое — коварство и предательство, лицемерие и жестокость, ложь, ставшая уже правдой, и свирепость волка, которую выдают за добродетель с любовью!