Победителей не судят
Шрифт:
Заявление получило громкий эффект, ведь сто лет назад адмирал Горацио Нельсон разнес из корабельных орудий столицу Дании. Так что в обиход вошло новое слово — «копенгагировать», то есть решить пушками любой дипломатический вопрос. Более того, уже сам кайзер заявил, что русскую эскадру будут сопровождать германские корабли, которые примут бой при малейшей угрозе нападения кого угодно из врагов.
Ситуация усугубляется с каждым днем, и это при том, что британское правительство старается сдержать общественное мнение собственной страны, которое громогласно требует отмщения. А царь не только не идет на уступки, наоборот,
Разве можно в такой острой ситуации держать в неведении Председателя Кабинета Министров?! К чему это бряцанье оружием, когда можно просто пойти на уступки и сгладить противоречия?!
— В Лондоне пытаются по привычке нас запугать, — обычно молчаливый в беседах царь заговорил непривычно громко, — мы прекрасно это понимаем, что нас вынуждают пойти тем самым на мир, когда поражение Японии неизбежно. Но если уступим, то внутренние потрясения неизбежны, как о том мне не раз говорил покойный министр внутренних дел.
Николай Александрович достал из коробки папиросу — царь изредка курил — но вот раскуривать ее не стал, положил обратно. И негромко произнес, но непривычно для него непреклонным тоном:
— Британия пугает нас войной, но мы и так воюем с ее союзником. И знали, что согласно договору между Токио и Лондоном, английский флот в любой момент может напасть на нас. Что он и сделал недавно…
— Не совсем так, государь, — Витте решил заранее сгладить острые углы — упрямство императора его начинало пугать.
— Не спорьте, Сергей Юльевич, все именно так и обстоит. Но мы не одни — завтра я отправлюсь в Мемель, там будет встреча с кайзером, который уже выехал. Вы будете меня сопровождать — вам найдется, о чем переговорить с канцлером. С нами поедут военный министр генерал Сахаров и управляющий Морским ведомством адмирал Авелан. Великий князь Алексей Александрович, к сожалению, тяжко болен…
Витте застыл — этого он боялся больше всего. Если до этой секунды он едва сдерживал англичан от необдуманных и горячих действий, то теперь придется удерживать сразу двух императоров, что было абсолютно невозможно. Да, кайзер сторонник эффектных жестов и громких слов, но поступает очень рассудочно. Вряд ли он будет воевать с Англией, но Россию обязательно втравит. И все завершится катастрофическим поражением, подобно тому, что произошло полувеком раньше, с падением Севастополя после девятимесячной осады.
И ведь его не допустят на конфиденциальную встречу, где два монарха все будут решать келейно, «по-семейному», так сказать. А во время беседы кайзер сможет убедить своего «брата» в чем угодно, даже начать войну с Англией. Недаром на недавнем Государственном Совете фельдмаршал великий князь Михаил Николаевич поставил вопрос о мобилизации войск Туркестанского военного округа.
Пришлось объяснять, что в Лондоне воспримут такой шаг как объявление войны — там именно так рассматривали любую потенциальную угрозу Индии, этой «жемчужины Британской короны» со стороны России. Недаром, как только царь Павел Петрович задумал провести с генералом Бонапартом «индийский поход», как неожиданно умер от «апоплексического удара» табакеркой в висок, как мрачно шутили в Петербурге в те дни. Сановники вроде поняли его намек, и сочли мобилизацию преждевременной.
И вот проблема,
Тогда может произойти что угодно — кинжал убийцы, бомба террориста, выстрел заговорщика в спину — не хотелось бы в этот момент оказаться рядом с глупым царем, который не отдает отчета против кого намеревается выступить. А ведь могут инспирировать революцию с кровавыми бунтами — слишком многие недовольны правлением недалекого монарха. Но о возможных последствиях говорить упрямцу все же не стоит — моментально отправят в отставку, в которую уходить еще рано, слишком много дел предстоит еще совершить во благо и себе, и своим покровителям…
Отдавшись размышлениям и злорадно посматривая на спину отвернувшегося от него самодержца. И прозвучавший вопрос оказался для него совершенно неожиданным.
— В этом году Лондон и Париж заключили между собой некое соглашение, якобы направленное только против Германской империи. Но ведь мы с французами вроде как сейчас союзники, а они вступают в обязательства с нашим противником, что в союзе с врагом. Хотя…
Император задумался, и после недолгой паузы заговорил о вещах, на которых заострять внимания не стоило:
— А ведь за всю историю, Франция была к нам издавна враждебна — может быть, не стоило нашему покойному отцу вступать с ними в соглашение?! Какой от него прок, если даже нашим кораблям было запрещено оставаться в гаванях дольше оговоренного срока. Мне сказали, что Франция только и хочет, чтобы мы потерпели поражение в войне с японцами, чтобы сосредоточится на войне с Германией за французские интересы, связанные с возвращением Эльзаса и Лотарингии. Вам не кажется, Сергей Юльевич, что сей «союз» противоестественный, и не отвечает нашим интересам?!
Такого Сергей Юльевич не ожидал, а потому на несколько секунд растерялся. Но быстро сообразил, откуда может «дуть ветер», и с апломбом произнес, стараясь быть как можно более убедительным:
— Союз с Францией отвечает нашим жизненным интересам, государь. Германия не установит свою полную гегемонию в Европе! К тому же мы получаем займы на самых льготных условиях, ведь идет война, которую, как известно вашему императорскому величеству, я не желал…
— Пока идет война мы не получили от Франции ни рубля — и это союзник?! Зачем он такой нужен?! А займы можем получить от Германии, и на лучших условиях, чем нам предлагают в Париже.
Витте почувствовал, что под ним качнулся пол, или просто ослабли колени. Нужно было срочно найти иные доводы, однако Николай Александрович заговорил первым…
Глава 33
— Война с Германией для нас губительна, как и для кайзера. Она выгодна только для Америки, Англии и Франции — теперь я полностью убедился в твоей правоте, Александр Викторович, — Алексеев раздраженно бросил сломанную папиросу в пепельницу, и закурил новую. Говорил адмирал отрывисто, будто командовал с мостика «Пересвета», ранение в ногу оказалось пустяковым, но все же Евгений Иванович чуть прихрамывал.