Победителей не судят
Шрифт:
Ни стонов, ни слов Касьянин не произносил, он был в шоке и пытался лишь понять происшедшее. Недовольства, обиды, гнева — ничего этого не было и в помине. Похоже, чисто физическое насилие подавило его дух, и ко всему случившемуся он относился, как, к примеру, если бы упал в лужу, подвернул ногу, неожиданно оказался под проливным дождем.
— Илья, — проговорил наконец Ухалов без обычного своего напора, — ты как?
Живой?
— Местами, — заплывшая маска, в которую превратилось лицо Касьянина, чуть дрогнула — изобразить
— Кто тебя, Илья?
— Не знаю. — Слова у Касьянина получились какими-то смазанными, звуки, которые он произносил, тоже казались измятыми, изломанными, искореженными. — Не видел.
— Сзади напали?
— Темно было... У него собака большая, черная... На Яшку натравил... Я вступился...
— Он из нашего дома?
— Вроде нет.
— А ты не слышал, как он свою собаку звал?
— Не помню... Может, никак не звал...
— Но он хоть что-то сказал? Угрожал, обещал добавить?
— Матерился.
— Хоть грамотно матерился-то?
— Ничего... Доступно... Сучий потрох, пидор позорный... Так примерно.
Сделаю, говорит, из тебя бифштекс с кровью.
— Но это не мат!
— Знаю... Зэковский жаргон.
— Но это же улика! — радостно заорал Ухалов.
— Улика, — шепотом откликнулся Касьянин. Он устал от разговора и потерял к нему интерес.
— Мы его найдем.
— Зачем? — кровавая маска на лице Касьянина чуть шевельнулась.
— Такие вещи нельзя оставлять безнаказанными.
— Их нужно оставлять безнаказанными.
— Что ты несешь, Илья!
— Я знаю, Миша... Это не мое желание, не моя слабость... Это другое.
— Что другое?
— Закон.
— Нет такого закона!
— Закон выживания, — проговорил Касьянин чуть слышно. — Закон выживания.
— Я дам тебе пистолет! Сейчас нельзя без пистолета.
— "Парабеллум"? — маска чуть заметно дрогнула.
— Да, «парабеллум»! — решительно заявил Уха-лов. — И ты будешь отстреливаться.
— До последнего патрона, — сказал Касьянин и потерял сознание.
Приехала «Скорая помощь», Касьянину дали понюхать какой-то гадости, он очнулся, но к тому времени лицо его заплыло еще больше и он не увидел ни парней в белых халатах, ни встревоженной Марины, которая тем не менее находила в себе силы иногда усмехаться, словно извиняясь перед посторонними людьми за то дурацкое положение, в котором оказалась.
— Мужик, — санитар коснулся руки Касьянина. — Ты как? Живой? Меня слышишь?
— Слышу.
— Как себя чувствуешь?
— Прекрасно... С каждым годом все лучше.
— Ну ты даешь, — санитар растерянно оглянулся на напарника. Тот тоже развел руками.
Подошел врач, молча посмотрел на распростертого Касьянина, сделал укол, брызнув предварительно из иглы маленьким фонтанчиком.
— Что это? — спросила Марина.
— Для порядка... Против столбняка. Забирать его надо.
— Может, ему лучше дома
— А вдруг череп проломлен, а вдруг кости смещены, а вдруг... Дальше продолжать? — врач усмешливо посмотрел на Марину. Был он невысок ростом, рыжий, худой, но к Марине сразу проникся каким-то добрым чувством, как будто встретил своего человека там, где и не надеялся.
— Ну что ж, — сказала Марина. — Если надо — забирайте. Может, заодно и собаку посмотрите?
— А что с собакой?
— Ей тоже досталось... Подверглась бандитскому нападению.
Врач наклонился над лежащим на подстилке Яшкой, ощупал уши, провел рукой по ребрам, а когда коснулся задней лапы, Яшка взвизгнул.
— Я вообще-то в этом деле темный, но сдается мне, что задняя лапа у него перебита, — врач обернулся и, посмотрев на Марину, усмехнулся каким-то своим мыслям. — Сейчас уже поздно, а завтра с утра советую к ветеринару.
— А поздно не окажется?
— Совершить доброе дело никогда не поздно, — опять усмехнулся врач. Он подошел к Касьянину, тронул его за руку. — Мужик! — обратился он к нему точно так же, как недавно санитар. — Ты как, идти сможешь?
— Смогу.
— Руки-ноги целы?
— Вроде...
— А то у твоей собаки с лапой не все в порядке.
— Я слышал.
— Тогда все... Ребята, — обратился он к санитарам, — помогите ему подняться, сведите вниз и в машину.
— Мне с вами? — спросила Марина.
— А зачем? Ночь промаетесь, толку от вас все равно никакого.
— Может, мне поехать? — вызвался Ухалов, который все это время молча стоял в стороне и только вертел головой, поворачиваясь в сторону говорившего. — Все-таки вместе собак выгуливали...
— Похоже, у вас это лучше получилось, — врач усмехнулся, показав желтые прокуренные зубы. — Как вы-то уцелели?
— Да я отлучился, свою собаку пошел искать, тут, наверное, все и произошло...
— Хорошая у вас собака, знает, когда нужно слинять... Нет, не надо. Назад вернуться не сможете, транспорт уже не ходит... Приходите утром. Вот телефон, вот адрес. — Врач подошел к столу, взял газету и в верхнем свободном от текста углу нацарапал несколько строк. — Мужик ваш вроде в порядке... Тошноты нету? — повысил голос врач.
— Нет, — неуверенно ответил Касьянин. Слова он выговаривал с трудом, да и внятность оставляла желать лучшего — его распухшие окровавленные губы еле шевелились.
— Это хорошо, — сказал врач весело. — Так и запишем — покойничка не тошнило.
— Какого еще покойничка? — не поняла Марина.
— Анекдот такой есть, — рассмеялся врач, на которого, похоже, изуродованный Касьянин не произвел слишком уж большого впечатления, он наверняка видел больных и похлеще. — Приходит врач домой к больному, а того уж хоронят. Врач спрашивает: покойничек потел перед смертью? Потел, отвечают, обильно потел. Это хорошо, говорит врач, это очень хорошо.