Победителям не светит ничего (Не оставь меня, надежда)
Шрифт:
– Здесь! Тормози!
Водитель пристроился в нескольких метрах, у входа в бывший музей "Траурный поезд В.И. Ленина", который продолжал и сейчас вести автономное существование. Ловягин положил деньги на сиденье.
– Если еще пять минут подождешь, поедем на площадь Восстания...
Водителя это устраивало.
– Тогда 150 новыми...
– Нет вопросов!
Майор быстро двинулся по плохо освещенному туннелю. Вокруг, справа и слева, располагались воспомогательные вокзальные
Отсеки автоматической камеры хранения оказались пустыми. Металлические ящики-автоматы последнее время пользовались все меньшей популярностью у пассажиров. Да и начальству от них были только заботы: подложат какую-нибудь гадость - и жертв не оберешься.
Ловягин пугнул стайку девчонок-дежурных у входа, прошел в конец отсека, нашел ячейку, набрал на внешнем шифраторе свой секретный номер. Ячейка с ходу открылась.
Внутри не было ничего, кроме небольшого плоского сверт ка, обернутого газетой. Ловягин сунул пакет во внутренний карман куртки, прикрыл дверцу и пошел к выходу.
Владелец "жигуля" терпеливо ждал.
Ловягин появился быстро, как обещал. Тем же Садовым Кольцом, только в обратную сторону, добра лись до Площади Восстания. Ловягин взглянул на часы. Левого поворота к сторону Зоопарка тут не было. Ближайший был достаточно далеко - на Площади Маяковско.
– Прижмись сразу за светофором, - он показал на переход.
– Готово...
Ловягин расплатился и почти бегом двинулся через площадь. Следующего, зеленого сигнала светофора пришлось бы ждать довольно долго.
На другом углу он включил рацию, и сразу оказался в са мом центре бесконечных ментовских переговоров и информации той или иной важности. Прислушиваясь, все тем же быстрым шагом прошел знакомым маршрутом.
За десять минут до назнеченного срока он уже подходил к Зоопарку. Недавно отстроенные парадные ворота были закрыты. Пускать посетителей сюда прекращали рано. Чтобы попасть на его территорию, которую, по привычке, уже лет сорок, не меньше, называли "Новой" надо было пройти небольшим пешеходным мостом, поднятым над Большой Грузинской.
Остановившись на противоположном стороне улицы, Ловягин внимательно огляделся. "Мерседеса" Рындина поблизости он не увидел. Оставалось надеяться, что тот на встречу в Зоопарк никого с собой не приведет.
За годы работы в РУОПе он досточно изучил психологию преступников: такие дела обделываются с глазу на глаз.
Выждав пару минут, майор свернул в направлении Грузинской площади. По обе стороны улицы тянулся Зоопарк. Здесь было пусто, а освещение не таким ярким, как везде вокруг.
Убедившись, что никого нет поблизости Ловягин достал сверток, взятый им из камеры хранения. Надел перчатки и поправил их на руках:
В бумажном, обернутом газетой пакете находился пистолет с глушителем.
Майор передернул затвор, поставил курок на предохранитель и осторожно положил "макарова" назад в пакет. Сквозь бумагу хорошо ощущалась спусковая скоба и в ней спусковой крючок. Оставалось ждать.
Улица попрежнему была пустынной. Из рации слышалась перекличка дежурных и постовых.
Неожиданно пошел снег - жесткой колкой крупой, косо падавшей на тротуар. Дорога побелела, но светлее не стало. Верхушки деревьев темнели над головой.
Сзади раздался шелест шин. Серебристый "Мерседес" обогнал его, обдав тяжелым веером холодных брызг И притормозил метрах в пятидесяти впереди.
Ловягин осторожно приблизился.
Рындин сидел за рулем. Он был один.
Ловягин открыл дверцу и сел рядом.
– Деньги привез ?
Рындин зло усмехнулся:
– Такие, как ты, альтруистами не становятся.
Майор оскалился, обнажив в выступающей вперед нижней челюсти большие желтоватые зубы. Несмотря на почти карликовый рост, все у него было крупным, громоздким: руки, челюсть, лицо.
– Сколько ?
– облил он Рындина водянистым светом.
– Две тысячи...
– последовал ответ.
– Баксов.
– Ты себя дешево ценишь, - презрительно бросил Ловягин.
– Ладно, давай...
Рындин покачал пальцем:
– Сначала выкладывай !
Ловягин поймал себя на том, что чувство, которое теперь он испытывал, в чем - то было похоже на сексуальному: оргазм еще впереди, но тела уже сплелись...
– Сегодня ночью войдут в Медицинский Центр. Тебя возьмут завтра на рассвете, перед тем, как пойдешь на работу. Тогда же начнут обыск. Одновременно в квартире и на даче...
Рындин вздернул насмешливо брови.
– Ишь ты, а может, врешь ?!
Ловягин, сидевший к нему боком, повернулся и измерил его презрительным взглядом.
– Ты гляди: не верит?! Ну ты - пахан...
Он издевательски подмигнул и полез в карман куртки. Рындин напрягся.
Ловягин его проверял. Достал платок, шумно высморкался и покачал головой:
– Твой израильтянин - у них в руках. Они освободили его, а с охраной разобрались... Знал?!
Рындин побелел. Выдохнутый им воздух смог бы сдвинуть с места локомотив.
Весь вечер он провел в Крылатском у Карины. Он нуждался в разрядке. Заслужил ее. Такого, какое он испытал сегодня, с ним никогда еще раньше не было: Карина была неиссякаема, неистощима, бесконечна. И телефон не звонил ни разу - Карина надолго выключила его. Ловягинский звонок раздался сразу после того, как она его заново включила.