Победные трубы Майванда. Историческое повествование
Шрифт:
И члены миссии и казаки попеременно испытывали приступы лихорадки: на пути им пришлось пройти немало болотистых низин. Но они упорно и настойчиво сокращали расстояние, остававшееся до афганской столицы.
В районе Бамиана, как бы в вознаграждение за невзгоды дальнего пути, перед Столетовым и его спутниками предстало удивительное зрелище: за поворотом дороги в нишах отвесных скал вдруг возникли огромные каменные фигуры — древние статуи буддийских идолов в несколько десятков метров высотой. Путешественники застыли в изумлении.
«Бамианские колоссы» — так называлось это чудо.
— Разве
Наконец, миновав еще немало горных проходов и ущелий, посольство вышло к берегам главной реки Афганистана — Гильменда, а потом к перевалу Унай; близ него, но уже в противоположном направлении несла свои воды другая река — Кабул.
Богатая и разнообразная природа долин этих рек радовала взор путников, утомленных мрачными, суровыми красками окружавших их долгое время горных ущелий. Гранитные скалы живописно оттенялись здесь густой зеленью ухоженных садов, стройные тополя вздымали ввысь свои стволы, будто пытаясь дерзко соперничать с горными пиками. На склонах холмов виднелись отары овец и коз. В плотной листве деревьев золотыми искорками мелькали абрикосы. Над светлой линией журчащей воды нависли будто замершие ивы, а раскидистые чинары манили передохнуть под своей благодатной сенью. На пшеничных полях уже почти созрели крупные и тяжелые колосья.
Миссия Столетова, преодолев все трудности далекого пути, приближалась к афганской столице.
Глава 3
МОМЕНТ НАСТАЛ
31 июля 1878 года, в среду, к резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит, 10, где обычно проходили заседания правительства Британской империи, съезжались экипажи. Глава кабинета лорд Биконсфилд пригласил своих коллег к шести часам. Первым в знакомое здание вошел Дадли Райдер виконт Сэндон — президент торговой палаты. Вчерашним выступлением в защиту экономической политики консерваторов он вызвал бурю аплодисментов тори в палате общин и пребывал в приподнятом настроении. За ним почти одновременно приехали лорд-хранитель печати герцог Нортумберленд и министр иностранных дел Солсбери, потом канцлер казначейства Норскот, лорд-президент Совета герцог Ричмонд и другие. Последним, как водится, явился Гатторн Харди виконт Крэнбрук — статс-секретарь по делам Индии; его леность вошла в поговорку и не раз служила объектом язвительных шуток Биконсфилда, на которые тот был большой мастер.
Места за длинным прямоугольным столом в зале заседаний занимали по сложившейся традиции. В центре спиной к камину и лицом к трем высоким узким окнам обычно садился премьер-министр, слева от него — военный министр Стэнли и Крэнбрук, справа — лорд-канцлер Кейнс и герцог Ричмонд, напротив — герцог Нортумберленд, Солсбери, Норскот, Сэндон, первый лорд адмиралтейства Смит и генерал-почтмейстер Мэннерс. Наконец, в торцах стола стояли кресла министра внутренних
В назначенное время из своих комнат вышел Биконсфилд. Сгорбленная фигура, мешки под глазами, набрякшие веки — семидесятитрехлетнему премьеру нелегко давались государственные заботы и бурные прения в парламенте, нередко затягивавшиеся далеко за полночь.
— Что у нас сегодня самое животрепещущее, господа? — глухим голосом спросил он, поздоровавшись с собравшимися.
— У меня — важное письмо лорда Литтона, — поднял руку Крэнбрук. Плотный, розовощекий, неукоснительно сочетавший не очень напряженный труд с интенсивным отдыхом, он казался олицетворением здоровья, являя полную противоположность своему шефу.
— Слушаем вас, Гатторн.
— Послание пространное. Не стоит занимать ваше внимание, оглашая его целиком. Но здесь есть крайне интересные мысли и предложения, требующие размышлений и отклика.
Крэнбрук слегка откашлялся и, отставив документ далеко от глаз, начал читать: «Я убежден, что политика создания в Афганистане сильного и независимого государства, над которым мы не можем осуществлять никакого контроля, ошибочна. Если вследствие войны или смерти нынешнего эмира, которая, конечно, явится сигналом для раздоров между соперничающими претендентами на престол, мы получим возможность (а ей несложно возникнуть в любую минуту) разделить или сломать Кабульскую державу, я искренне надеюсь, что мы не упустим такой случай. Полагаю, что это также мнение лорда Солсбери…»
Все присутствующие посмотрели на министра иностранных дел. Тот кивнул, как бы подтверждая сказанное.
— И что же предлагает вице-король? — произнес премьер.
— Он выдвигает довольно четкую программу: «В интересах Индии наиболее разумным явилось бы создание западноафганского ханства, включающего Мерв, Меймене, Балх, Кандагар и Герат, под властью какого-нибудь избранного нами правителя, который зависел бы от нашей поддержки. При наличии образованного таким путем западноафганского ханства и небольшой британской базы подле границы в Куррамской долине судьбы самого Кабула были бы для нас вопросом, не имеющим значения».
Воцарилась тишина. Члены кабинета обдумывали услышанное.
— А при чем тут Мерв? — первым подал голос лорд Мэннерс. По своей «почтмейстерской» должности он был обязан особенно хорошо знать географию. — Как я себе представляю, Мерв никогда не имел ничего общего с Афганистаном.
— Ну, это детали, — отмахнулся статс-секретарь по делам Индии.
— Да, частности, — неожиданным для своей внушительной внешности высоким голосом поддержал его Солсбери. — Хуже другое: у нас нет серьезного основания для активных действий.
— И войны нет, и кабульский правитель, кажется, не собирается на тот свет, — усмехнулся Сэндон.
— Появление под нашим контролем и в таком составе ханства — как его там называет барон Литтон — западноафганского? — превратило бы Кабул в жалкий, никому не нужный островок… Я думаю, господа, одобрим предложения вице-короля. К их реализации следует быть готовыми в любую минуту. А такую минуту, — Биконсфилд повернулся к Крэнбруку, — надо всемерно приближать. Это и следует сообщить в Симлу. Пока же займемся нашим бюджетом…