Побег аристократа. Постоялец
Шрифт:
— С Домбом и Валеско я поговорю, — торопливо пообещал он.
— Спасибо… Антуанетта, ступай и достань масло из шкафа…
Она через силу улыбнулась Моисею:
— Благодарю вас, господин Моисей. Скажите, как по-вашему, я хорошо поступаю?
Он ответил только улыбкой, такой же слабой, как у нее, и двинулся к лестнице.
— Почему бы вам не прийти позаниматься у огня?
Но этого вопроса он, видимо, не расслышал.
Жизнь дома входила в повседневную колею. Лук уже начал потрескивать на слишком раскаленной
— Главное, чтобы твой отец ничего не узнал. Просмотри газету прежде него. Если там что-то будет, вырви страницу…
Антуанетта не отвечала.
— Теперь ступай, уберись в комнате господина Домба. И не забудь, что сегодня день смены простынь.
Господин Барон вернулся домой первым, в половине двенадцатого, поскольку прибыл с ночным поездом. Повесил пальто на вешалку в прихожей, вошел на кухню, хлюпая носом, пробормотал:
— Есть будем?
— Потерпи всего несколько минут.
И жена поставила его домашние туфли перед плетеным креслом. Господин Барон снял ботинки, отстегнул воротничок.
— В Люксембурге такая холодина, что дальше некуда! На рассвете мы видели дикого кабана, он увязал в снегу…
— Там и снегу намело?
— В некоторых местах толщина снежного покрова достигает метра.
Она старалась не поворачиваться к нему лицом, но наступил момент, когда избежать этого ей не удалось.
— Что с тобой? — мгновенно насторожился он.
— Со мной?
— У тебя глаза красные.
— Это от лука.
Луковые шкурки еще лежали на столе.
— Давай-ка мне скорее поесть, и я спать пойду.
Она засуетилась, вытащила из печи картофельный пирог, который уже подрумянился, поставила на стол. Вошел Валеско, принес в складках своего пальто немного свежего воздуха с улицы.
— Подождите пятнадцать минут, мсье Валеско. Я сначала обслужу моего мужа, он после ночной смены…
— Мой друг не заходил, не спрашивал меня?
— Никто не заходил… Ах да! Загляните к господину Моисею, он хотел вам что-то сказать.
— Мне?
На душе у нее полегчало, только когда он стал подниматься по лестнице.
— Он заплатил? — осведомился господин Барон.
— Да, еще вчера! Даже торт принес, чтобы нас угостить. Я тебе оставила кусочек.
— Где Антуанетта?
— Заканчивает уборку в комнатах.
Он принялся есть в полном одиночестве, время от времени пальцем приподнимая над верхней губой свои сивые усы.
— От Сильви нет писем?
— Это у нее не в обычае — часто писать!
Мадам Барон хлопотала особенно усердно, стараясь именно так скрыть нервозность. Когда господин Домб, вернувшись и открывая дверь, слегка поклонился, господин Барон уже доел свой кусок торта и пил кофе.
— Теперь можно перекусить, мадам Барон?
— Одну секунду, мсье Домб.
При взгляде
— Куда же вы?
— К себе в комнату.
— Почему не подождать здесь? Вы нам не мешаете.
Чрезмерно церемонные манеры поляка чем-то помогли мадам Барон восстановить душевное равновесие.
— Садитесь. Ваши товарищи явятся с минуты на минуту.
Господин Барон встал, потянулся:
— Разбудишь меня часика в четыре?
И, проходя, мимоходом поцеловал жену в волосы, в то время как она кричала куда-то в пространство:
— Господин Валеско! Господин Моисей! Антуанетта! К столу!
Она силилась улыбаться чаще обычного, чтобы не заметили ее заплаканных глаз. В голове было пусто, и только когда на лестнице послышались шаги ее маленького стада, до нее дошло, что она кое-кого забыла.
— Мсье Эли! Идите есть…
Прошло несколько секунд. За это время остальные успели занять свои места. Наконец мадам Барон, напрягая слух, различила легкий звук — ключ повернулся в замочной скважине, дверь скрипнула.
Чтобы не смотреть на входящего, она стала подбрасывать уголь в топку, энергично шуровать кочергой в раскаленном пепле.
Дверь открылась, потом закрылась. Раздались голоса — дежурный обмен приветствиями.
Когда она обернулась, Эли уже сидел на своем месте. Он был, может быть, немного бледнее обычного, глаза чуть больше блестели, но волосы гладко зачесаны, щеки выбриты. Он взял поднос, который к нему подвинули, положил порцию еды на свою тарелку и проворковал, обращаясь к Антуанетте:
— Будьте любезны, передайте мне, пожалуйста, хлеб.
Потому ли, что он прицепил воротничок и надел галстук, Антуанетта не могла оторвать глаз от его шеи? Внезапно она вскочила с места, и прежде чем ей успели что-либо сказать, вышла, хлопнув дверью.
Мадам Барон едва не бросилась за ней следом, но взяла себя в руки. Пояснила:
— Она сегодня нервная.
Только Моисей не разделял общей трапезы, стоившей пять франков. Как всегда, достал из своей металлической коробки кусок хлеба с маслом.
И, словно оркестр заиграл вступление, стало слышно, как зарождается и крепнет легкий лязг вилок, тарелок и стаканов. Когда же в этом шуме послышался человеческий голос, это был голос Эли, который произнес:
— На улице, должно быть, холодно…
Голос прозвучал естественно, лишь самую малость приглушенно, оттого что во рту говорящего была еда. Никто ему не ответил.
9
Случилось так, что в комнате, точнее, в мансарде Моисея лопнул фаянсовый кувшин. Уже далеко не первый день в углу двора можно было увидеть округлый кусок льда, хранящий его форму.