Побег аристократа. Постоялец
Шрифт:
— Вы, наверное, насчет горячей воды?
— Нет! Поднимитесь сюда на минутку.
К несчастью, когда он снова подошел к окну, а хозяйка за ним, толстяк уже обменялся рукопожатием с коротышкой и с довольным видом проследовал к центру города, между тем как третий перешел через улицу.
— Зачем вы меня звали?
— Посмотрите на них.
— Я смотрю, но не понимаю, чего ради.
— Готов поклясться, это полицейские. Они расспрашивали бакалейщицу. Тот, маленький, с дома глаз не спускает, а другой, я уверен, занял наблюдательный пост
Мадам Барон несколько минут простояла, прячась за занавесками. Два трамвая один за другим подъезжали, останавливались, но коротышка не двинулся с места.
— Он встал? — спросил Валеско, указывая на пол.
— Спит. Они с мужем пили до трех часов ночи.
На площадке послышались шаги Домба, он уходил.
— Может быть, его стоит предупредить? — всполошилась мадам Барон.
— Нет смысла. Он ненавидит Эли.
Внизу отворилась дверь. Поляк вышел на улицу, его шаги звонко отдавались в морозном воздухе. Коротышка торопливо вытащил из кармана блокнот, заглянул в него, что-то проверяя, и зашагал по другой стороне улицы, явно стараясь получше рассмотреть студента.
— Что я вам говорил?
Неизвестный же, не пройдя и сотни метров, явно уверился, что здесь слежка ни к чему, повернул обратно и занял свое прежнее место у чугунного столба возле трамвайной остановки.
— Позвольте мне закончить одеваться, — обронил Валеско.
На кухне мадам Барон обнаружила Антуанетту и сначала решила ничего ей не говорить. Девушка завтракала и тоже ни о чем не спросила, только очень пристально посмотрела на мать испытующим взглядом глаз, казалось, ставших заметно больше за последние несколько дней.
— Думаю, теперь все, — вздохнула наконец мадам Барон, доставая из шкафа свою овощную корзину. — Твой отец еще спит?
Антуанетта молча кивнула.
— Я бы хотела, чтобы, когда он проснется, все уже было позади. Перед домом дежурит полицейский, на задах другой.
Ноздри девушки сузились, недожеванный кусок хлеба застрял у нее во рту.
— Все думаю, не предупредить ли его… Я только что заходила к нему в комнату, проверяла, не потух ли очаг. Он никогда не спал так крепко… Чувствуется, что выпил. Уснул на животе, храпит…
Тут мадам Барон посетила идея. Она побежала на третий этаж, тихонько поскреблась в дверь Моисея. Он открыл. Нечесаные волосы дыбом, воротник пальто поднят — он уже успел засесть за работу.
— Тсс! — Она показала на стену, отделявшую его комнату от той, где спал ее муж.
Потом открыла слуховое окно, однако из-за карниза было невозможно наблюдать за тем, что делалось на тротуаре перед домом.
— Спуститесь на минутку вниз, хорошо?
Вслед за хозяйкой Моисей дошел до площадки второго этажа и остановился перед дверью Валеско, который завершил свой туалет и снова занял наблюдательный пост у окна за шторой.
— Он все еще там?
Все трое инстинктивно говорили шепотом, как в доме умирающего. Мадам Барон указала на маленького
— Это полицейский агент. Другой дежурит за домом.
Избегая произносить имя Эли, Моисей просто спросил:
— Он знает?
— Он спит. Этой ночью он так напился, что, ложась спать, не имел сил даже снять носки.
Вошла Антуанетта и стала из другого окна разглядывать полицейского, чьи плечи, казалось, съеживались по мере того, как он все глубже засовывал руки в карманы.
— Не надо здесь оставаться, — решила мадам Барон. — Пойдем, Антуанетта.
Моисей пошел с ними.
— Вы последите за ним, господин Валеско?
Студент кивнул. На кухне мадам Барон налила чашку кофе и протянула ее польскому еврею:
— Выпейте, пока он горячий. А потом скажите, что бы вы сделали на моем месте.
Наперекор ожиданиям никто не нервничал. Напротив! Все были спокойны, но что-то зловещее чувствовалось в этом спокойствии. Мадам Барон это напомнило тот день, когда в Шарлеруа вошли немцы. Два десятка соседей тогда попрятались в подвалы. Не знали, что делать. Ждали чего-то. Что будет дальше, никто не ведал. Время от времени кто-нибудь вставал перед подвальным оконцем и следил глазами за курьерами-уланами, галопом скакавшими мимо.
— Кто меня особенно беспокоит, так это мой муж. Невозможно предсказать, на что он окажется способным, если вдруг узнает…
— В котором часу он сегодня должен идти на службу? — спросила Антуанетта.
— В три. Хорошо бы он не просыпался как можно дольше. Господин Моисей, вы не считаете, что мы должны предупредить этого молодого человека? У меня не хватит храбрости. Как подумаю, что это наверняка последний раз, когда он спит спокойно…
— Но тот человек точно из полиции? Вы уверены?
— Так говорит господин Валеско.
Моисей пошарил в карманах и смущенно попросил:
— Дайте мне один франк.
Через минуту он вышел, оставив дверь «прикрытой», как это называли в доме, то есть не запертой на задвижку. Валеско со второго этажа видел, как он бегом пересек улицу, и заметил, что тот тип задергался и схватился за свой блокнот.
Моисей вошел в бакалейную лавку. Его фигура смутно угадывалась за сероватым стеклом витрины. Он пробыл там довольно долго, между тем как соглядатай перечитал несколько строк в своем блокноте.
Наконец он возвратился, по-прежнему бегом. Валеско спустился ему навстречу, спеша узнать, что нового.
Положив на стол кусок сыра в белой бумажной обертке, Моисей утвердительно кивнул:
— Да, это полиция. — Помолчал и продолжил: — Толстяк, который ушел, спрашивал, не появился ли у вас за последние две недели новый жилец. Бакалейщица сказала, что не знает, но это возможно, так как она видела свет в комнате на первом этаже.
— Выпейте чашку горячего кофе, мсье Валеско. Антуанетта, ступай и принеси бутылку рома. Это всем кстати придется…