Побег из армии Роммеля. Немецкий унтер-офицер в Африканском корпусе. 1941—1942
Шрифт:
Открыв банку лососевых консервов, я отлично поужинал, заедая рыбу печеньем и запивая большими глотками воды. К тому времени, когда я насытился, меня окружала уже полная темнота – в Африке она наступает очень быстро.
Я встал, нашел фонарь и, подойдя к сломанному мотоциклу, принялся толкать его дальше в пустыню.
Наконец я докатил его до каменистого уступа и, собрав все свои силы, столкнул с него мотоцикл. Он полетел вниз и исчез в темноте, а я вернулся к своим вещам. Вдали послышался звук моторов, и по дороге мимо меня пронеслось несколько грузовиков, шедших в сторону передовой.
При свете фонаря я разобрал автомат и хорошенько его почистил. После этого я занялся «Парабеллумами». Тщательно почистив все оружие, я понял, что оно меня не подведет.
Снятый с коляски пулемет я обернул брезентом. Коробка с патронами была такой тяжелой, что я с трудом оторвал ее от земли. Может быть, лучше закопать пулемет с патронами в песок, подумал я, ведь это сильно облегчит мою ношу, но потом отказался от этой мысли.
Поскольку мне надо было раздобыть подходящий транспорт, рано или поздно придется стрелять. Человек в моем положении не может обойтись без оружия.
Я ждал около получаса, прислушиваясь к звукам на дороге. Наконец с той стороны, откуда я прибыл, послышалось слабое тарахтение мотора. Вскоре шум усилился. Ночью в пустыне звуки разносятся очень далеко.
Засунув «Парабеллум» за голенище сапога и достав фонарь, я подошел к дороге. Я внимательно вслушивался в шум мотора, стараясь понять, что это было – грузовик или легковушка, немецкая или итальянская. Кроме того, итальянцы, да и немцы, часто ездили на трофейных британских автомобилях.
Ночь была ясная и звездная, и видно было очень далеко. Мысли быстро проносились в моем мозгу – что я буду делать, если это окажется итальянская машина, и что – если немецкая? А вдруг это патруль военной полиции?
Мысль об этом заставила меня броситься к связке вещей и вытащить оттуда гранату. Возвращаясь бегом к дороге, я держал гранату наготове в кармане.
По звуку мотора я понял, что ко мне приближается итальянский грузовик. Включив фонарик, я помахал им из стороны в сторону. Громыхающая масса грузовика приближалась. Шофер ехал, выключив фары, и только слабое красное свечение указывало на то, что задние огни включены. Грузовик со скрежетом остановился, а из кабины высунулась голова шофера.
Меня ослепил свет фар. И в лицо мне угрожающе уставился ствол карабина.
– Tedesco! – крикнул я шоферу. – Подвезите меня – мой мотоцикл сломался, – пояснил я.
Свет погас, дверца кабины открылась, и на землю спрыгнул массивный итальянец, держа в руках карабин. Он включил фонарь, свет которого тут же ослепил меня. Он стоял в полуметре от меня.
– Nome, amico? – коротко спросил он, сунул карабин под мышку и, выудив из кармана небольшой клочок бумаги, направил на него свет фонаря.
Он спрашивал, как меня зовут. У меня мелькнула мысль, что на КПП в Бумбе он получил задание арестовать меня, если я встречусь ему на пути. Теперь уже все знают, что меня ищут, а также о том, что Йозефа со мной
Карабин со стуком упал на дорогу, а итальянец грохнулся на колени, обхватив мои ноги. Я дернул его голову вверх и ударил локтем под подбородок, после чего он вырубился.
Бросив его на землю, я запрыгнул на ступеньку и заглянул в кабину, держа в руке «Парабеллум». В машине больше никого не было. Обежав грузовик сзади, я подтянулся на задней доске кузова и осветил его фонариком. Там тоже никого не было – только пустые канистры вдоль борта. На мгновение я растерялся – что делать дальше. Но тут мне в голову пришла одна идея, и через секунду сложился план действий. Я осветил фонариком итальянца и его форму. Это был простой солдат, рядовой, по комплекции напоминавший меня.
Подхватив итальянца под руки, я затащил его за валуны, где лежали мои вещи. Я быстренько расшнуровал его ботинки и снял их. В воздухе тут же распространилась вонь давно не мытых ног.
Я стал с силой трясти голову итальянца, пытаясь привести его в чувство. Вскоре он открыл глаза. Проведя языком по губам, он почувствовал вкус крови на разбитой губе и, схватившись за нее рукой, тут же вспомнил, что произошло. Не давая ему встать, я спросил его, кто сообщил ему мое имя и записал его на листке бумаги.
– Немецкая полевая полиция в Бумбе, – пробормотал итальянец и слизнул кровь с губ.
– Прекрасно, – ответил я. – А теперь раздевайся, да поживее, – велел я, направляя на него «Парабеллум», и, отступив назад, добавил: – Одно неверное движение – и я стреляю.
Менее чем через минуту итальянец был уже в одном нижнем белье.
– Теперь повернись и положи руки на этот камень.
В его глазах мелькнуло выражение боли, но он сделал то, что я ему велел.
Я быстро завязал итальянцу ноги ремнем, заложил назад руки и тоже связал их. После этого я уложил его позади валуна. Не прошло и двух минут, как я сбросил с себя немецкую форму и облачился в оливково-зеленое одеяние солдата армии Муссолини. Порывшись в его карманах, я вытряхнул содержимое на песок рядом со связанным итальянцем.
Подойдя к кабине, я обнаружил его фуражку на сиденье. Подняв карабин и фонарь итальянца, я бросил их туда же. Забравшись в кабину, я проверил, сколько бензина осталось в баке и как работает зажигание, а потом сходил за своими вещами и, разместив их рядом со своим сиденьем, прикрыл старым одеялом – немецкая форма и оружие в итальянском грузовике! – на случай, если кому-то вздумается заглянуть в кабину. Вернувшись к тому месту, где лежал итальянец, я положил рядом с ним его флягу с водой и проверил, крепко ли он связан. Удовлетворившись осмотром, я велел ему помалкивать и дожидаться дня. Я не сомневался, что он сумеет скатиться или подползти к дороге, где его заметят с какой-нибудь проходящей машины и развяжут.