Побег из Бухенвальда

Зинченко Григорий Васильевич

— Из собрания, мы же вместе там были. Я осмелел и предложил.

— Можно, я вас провожу?

— Можно, но только до ворот, у меня хозяйка очень строгая. В трамвае мы разговорились. Она рассказала, как перенесла гонения. И я полюбил ее всей душой. И вот мы уже приехали и идем домой. Я не знаю, с чего начать разговор, но твердо решил сделать ей предложение.

— Ты что одна, у тебя что, нет друга? Она промолчала.

Мы идем рядом и вдруг меня осенило, что я даже не спросил, как ее зовут.

— Скажи, как тебя зовут?

— Зовут меня Варя, родом из Курской области.

— А я в жизни имел разные имена, не знаю даже как представиться.

— А я знаю, вас зовут Гриша.

— Но

это чудо, откуда ты меня знаешь, я впервые тебя вижу!

— Но я вас видела когда вы только приехали, еще в парке. Часто видела вас на собрании, вы всегда садитесь на балконе справа. Видела вас на беседе молодежи и слышала ваш рассказ о встрече с Богом. Ну, вот мы и пришли. Конечно, я видела вас еще один раз, но это было давно.

— Где, когда?

— Долго говорить я не могу, меня хозяйка ждет.

— Ну хорошо. Тогда еще один вопросик. Ты согласна выйти за меня замуж?

Она сначала растерялась, а потом говорит:

— Я очень бедная, у меня и приданого нет. Если ты возьмешь, я согласна.

— Это не беда, что у тебя нет приданого, зато у меня есть, братишка мой — он круглый сирота. Скажи, а где ты меня видела раньше?

— Во сне.

Так мы договорились и в скором времени поженились с Варей. Свадьбу справили у брата Володи в деревне. Это было в 1950 году. Жили мы бедно, но дружно. Наше приданое увеличивалось, родилось у нас шестеро детей. С большими трудностями, но нам все же удалось построить дом, в котором, как в рукавичке, находили приют младшие сестры моей жены, а также все верующие, которым негде было жить. Не было такого случая, чтоб мы отказали нуждающемуся в помощи. Также в нашем доме постоянно проходили собрания евангельских христиан-пятидесятников. Однажды я пришел с работы утром, после ночной смены, это было 26 января 1962 года.

Получку нам тогда задержали и я ничего не купил. Варя встретила меня со слезами.

— Положила детей спать полуголодными, сама ничего не ела и на сегодня ничего нет, а ведь тебя сегодня заберут. Во сне я подошла к окну и увидела «черный ворон» и уже наяву я закричала: «Ой, приехал «черный ворон» и забрал Гришу». Все дети подхватились и мы ночью молились за тебя.

Не успели мы решить вопрос, чем накормить детей, как явились незваные гости. Они предъявили документ на право обыска и начали переворачивать в доме все вверх дном, ища запрещенную и иностранную литературу. Я расписался о том, что у меня ее нет. Но они не внимали этому и перевернули весь дом, так ничего и не найдя. Это был обед, старшие дети, Витя и Таня возвращались со школы домой. От пытливого детского взгляда не ускользнуло то, что возле каждого дома стояли соседи и провожали их сочувствующими взглядами, приговаривая: «Бегите домой, бегите». Забежала Таня, вся в слезах, растерянно глядя на чужих людей в доме.

Увидев, что все живы бросилась ко мне на руки. Ей три дня назад исполнилось девять лет. Через некоторое время прибежал и десятилетний Витя, глянув на всех изучающим взглядом, молча стал возле меня. После обыска мне предложили:

— Оденься, немного поговорим на улице.

Жена в слезы:

— Дети, прощайтесь с папой, дяди забирают его у нас.

Малыши подняли плач.

— Зачем терроризируешь детей, мы заберем и их у тебя.

— Варя успокойся, мы только поговорим, и я вернусь.

— Да ты что, не читал «у арестованного сделать обыск»? Ведь ты арестованный.

Тут только я понял, что они меня хитростью берут.

Тогда я сказал детям: «Давайте помолимся». Склонил колени, Варя упала рядом, а дети, как бы желая защитить меня от этих злых людей, окружили нас кольцом и, не обращая внимания ни на соседей, которые набились в дом, ни на незнакомых мужчин, начали взывать к Богу.

Удивительная это была молитва. Моя

пятилетняя дочка Наташа на этой молитве дала обещание Богу, что будет Ему служить всю свою жизнь, даже если и папа не вернется. Обету этому она осталась верной, никогда прелести этого мира не трогали ее сердца. Таня на этой молитве решила, что она никогда не преклонит колени перед людьми, только перед Богом. Сколько же твердости было в этом маленьком сердечке, что она даже не проронила ни слезинки, чтоб эти неверующие не видели ее страданий. Когда молились «Отче наш», моя годовалая Люба, которая только училась разговаривать, после слов: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день», добавила: «И сахайку». Ее молитва была услышана, в доме никогда не переводился сахар. Соседи, наблюдая за этой картиной, рыдали. После молитвы я обнял жену и детей, поцеловал их и только стон вырвался из моей груди: «Храни их, Боже».

В тот день забрали еще пять человек, и все они были многодетные. Нас судили по статье 209, которая гласит: «Посягательство на жизнь и здоровье граждан Советского Союза под прикрытием религиозных служений».

Мера наказания до пяти лет. «Посягательство» — значит несовершенный факт, но он мог бы совершиться, если бы не помешали другие обстоятельства.

В газетах постоянно печатались статьи о том, что появились секты, которые приносят в жертву детей, чтобы замолить свои грехи. О нас писали, что раскрыта ужасная религиозная секта. Главарей всех арестовали и будут судить по статье двести девятой, которая гласит: «Посягательство на жизнь граждан…». Читая такие газеты, можно было принять все за чистую монету. Ведь если пишут в газетах, то это правда.

После ареста прошло уже четыре месяца, а на допрос не вызывали ни разу. Только уже перед судом меня вызвали подписать акт обвинения. Обвинительное заключение составило четыре тома и чтобы это все только прочитать, нужна неделя. Следователь Беляев сообщил, что по делу проходят трое пострадавших в качестве свидетелей. Прочитал их фамилии, две из которых я даже никогда и не слыхал, а третья была Ира Зинченко, моя однофамилица. В обвинении было написано: «Все трое лечились в психиатрической больнице. Умственные отклонения произошли на религиозной почве. Больная Ирина Зинченко была взята из больницы под строгое наблюдение врача-психиатра. Два раза в год она проходит осмотр в психоневрологическом институте». Этот документ был заверен профессором института.

Двое, которых я никогда не видел и ничего о них не слышал, не тронули мое сердце. Но за Иру я сильно смутился. Знал я ее около восьми лет, умственных отклонений за ней никогда не замечал. Многие места из Евангелия она знала на память и помнила, где это написано. До уверования закончила институт, работала бухгалтером. Я был очень поражен, неужели за эти четыре с половиной месяца, пока я находился под арестом что-то произошло с Ирой? Я спросил у следователя, когда он последний раз ее видел и что с ней случилось? Но он ответил, что никогда ее не видел, а документы получил из института. Я был очень расстроен за нее, ведь она была христианкой. В этот вечер моя молитва была за Иру. Я молился, чтоб Господь освободил ее из больницы, ведь из-за нее одной все могут пострадать. И чем докажешь, что в ее болезни никто не виновен?

О тех двоих, чьи имена были упомянуты в документе, я узнал позже. Первая была Коваленко Вера. В восемнадцатилетнем возрасте, будучи христианкой, она получила срок двадцать пять лет тюремного заключения, но через семь лет была освобождена и отправлена в психиатрическую больницу, где и умерла. В Харькове никогда не была. (Не представляю, как она могла быть свидетелем на суде.) Вторая свидетельница работала грузчицей на заводе. Однажды, когда перевозили тюки на машине, она сидела сверху и во время езды упала.