Побег из жизни

Неизвестный Александр Васильевич

Прочитав очередной доклад Шервуда, Кларк так же, как недавно в Москве майор Андреев, долго и внимательно рассматривал фотографии Олега Рыбакова.

Перед ним было молодое приятное лицо с мальчишеским зачесом. Это была карточка, сделанная еще в Москве, накануне отъезда в туристскую поездку. Лицо немного нервное, говорившее о характере безвольном. Была здесь и другая фотография, сделанная уже в Турции в тот день, когда Олег остался и просил права убежища. Здесь с юного лица смотрели отчаянно испуганные глаза.

 

Прошло уже несколько месяцев с того дня, как Олег оказался в руках Шервуда. В мертвой хватке

опытного специалиста по психологической обработке намеченных Кларком жертв. Первая часть задачи была выполнена. Хорошо справился с порученным делом Тейлор. Ему удалось, играя на честолюбии этого молодого человека, заставить его сделать то, что нужно было по задуманному Кларком плану. Хороших результатов, как было видно из докладов, добился и Шервуд. Меняя амплитуду колебаний в настроении Олега Рыбакова, он привел его именно в то состояние, которое было необходимо Кларку для включения Олега в действие. Кларк снова взглянул на фотографию. По докладам Шервуда он уже составил себе вполне определенное мнение о молодом Рыбакове.

Что ж, ученый так ученый. Нужно потешить его честолюбие. Пусть почувствует вкус успеха — тогда труднее будет ему отказаться от надежд.

Шервуд сообщает, что Рыбаков затосковал. Признаки ностальгии. Придется его развлечь, и ностальгия скоро пройдет. Пора также ему, Кларку, лично познакомиться с этим молодым человеком, которому в плане «Вариола» отводилась одна из главных ролей. И здесь уж никак нельзя было просчитаться. Это тоже заставляло Кларка идти на личный контакт с Рыбаковым перед приближавшимся развитием главных событий плана «Вариола».

Осуществлена была обычная в таких случаях проверка Олега Рыбакова и изучены материалы, представленные резидентом на всех близких и знакомых Олега по Москве.

Кларк отдал распоряжение Шервуду доставить Олега в Париж. Рыбакову же было сказано, что, пока оформляются въездные визы в США, фирма решила предоставить ему работу в одном из своих европейских филиалов.

Временный паспорт, врученный ему Шервудом, легализовал пребывание в Париже. Уютный номер в гостинице, новый «мерседес» и авансовый чек на довольно крупную сумму, полученные Олегом от фирмы в счет ее будущих договорных обязательств, создали для него видимость свободы, начали вырисовываться давно ожидаемые перспективы.

Не было пока лишь научной деятельности. Не было лаборатории. Но Шервуд объяснил, что вскоре приедет из Штатов ответственный представитель фирмы, который решит и этот вопрос.

— А пока?

— Пока, Олег Артемьевич, развлекайтесь. Совершенствуйтесь в языке. Пользуйтесь благами жизни.

Под вечер Олег вышел из гостиницы и сразу же очутился в шумной парижской толпе. Он медленно двигался вместе с этой толпой, жадно вдыхая горьковатый запах тополей и нежный мимолетный аромат дамских духов. Шел по улицам, не разбирая направления и, как ему казалось, ни о чем не думая, опьяненный парижской весной и чувством свободы. Сегодня впервые рядом с ним не было Шервуда, который обычно сопровождал его там, в Турции, когда Олег выходил из дома, и здесь, в Париже. Шервуд был предупредителен, деликатен, но все же Олега в его присутствии не покидало чувство скованности.

«Снова в Париже и снова свободен», — думал Олег.

Казалось, что вот недавно он расстался со своими советскими спутниками, с Галей, которая вместе с ним ходила по этим улицам.

Вот Казино

де Пари, которое им не удалось тогда посетить с ней вдвоем. Не хватило времени. Сегодня он пойдет один. Совсем один, с горечью подумал он. Могло быть все по-другому. Но что теперь вспоминать об этом? Перед ним открывалось все то, к чему он стремился. Может быть, прав Шервуд, говоря, что он еще встретится с Галей.

— Может быть! Может быть!

Стоит ли гнать от себя эти милые сердцу мечты.

В Казино де Пари было много посетителей. Большинство составляли туристы, которых привлекал стриптиз. Уходя из театра, Олег понял, что с Галей вместе им сюда и не стоило ходить. Пошлое зрелище осквернило бы их любовь.

Так бродил он по Парижу несколько дней. Кругом все чужое: и язык, и лица. Однажды он услышал в парижском ресторанчике русскую речь. Вспыхнув от радости, он невольно сделал шаг к говорившему по-русски человеку, подсел к его столику. Познакомились. Узнав, что он русский, да еще недавно из России, ему тоже обрадовались. Новый знакомый ввел Олега в разношерстную среду русских эмигрантов. Среди них были представители старшего поколения, эмигрировавшие еще в годы гражданской войны. А были и те, кто, запятнав себя предательством в Отечественную войну, обрел убежище на чужбине, спасаясь от возмездия.

Они держались друг за друга, черпая утешение в воспоминаниях о преданной ими Родине. Тоска по ней была их уделом до могилы.

Русский шофер из Воронежа, сидя за столиком дешевого парижского кафе, доверительно рассказывал Олегу свою грустную историю. На Родине он работал по междугородным перевозкам. Водил многотонные машины. Война застала его в Бресте.

Контуженный, он был взят в плен. Дважды бежал из немецких лагерей. Когда его поймали во второй раз, — приговорили к смерти. Бежал и в третий раз из-под расстрела. Попал в Итальянские Альпы. Примкнул к итальянскому партизанскому отряду и, захватив немецкое нефтеналивное судно, переправился с отрядом в Африку, где сдался американцам. Потом — в Штаты и снова в Европу.

— Почти кругосветное путешествие, — вставил Олег.

— Да, кружило по всему свету.

— Что же так?

— В Алжире американцы немного подлечили и отправили за океан, где к тому времени генерал Ивантеев формировал русский отряд, чтоб сражаться против немцев.

— Генерал Ивантеев? — удивленно переспросил Олег. — Белогвардейский генерал?

— Вот тебе и белогвардейский, — сказал шофер, поняв мысль Олега. — Я и сам удивился, С кем только не приходилось встречаться на перекрестках мира. Иной раз просто в голове мутилось, не мог сообразить, что к чему. Бывшие эмигранты шли умирать за русский народ. А те, кто называл себя советским... Да что говорить о прошлом. Сделанного не воротить.

— А почему сразу после войны вы не вернулись на Родину? — спросил Олег.

— После войны я оказался в лагере для перемещенных лиц. А там НТС орудовал.

— Что за НТС такой? МТС — я знаю, — пошутил Олег, — а вот НТС, признаться, впервые слышу.

— Ну твое, значит, счастье, — невесело усмехнулся шофер, внезапно перейдя на «ты», и подхватил шутку Олега: — Из МТС уйти легко. Подал заявление «по собственному желанию» и — мое почтение. А от этих вдруг не уйдешь. В лагере они то уговаривали, то угрозами препятствовали нашему возвращению на Родину. Да и разобраться во всем — время требовалось.