Побег от ствола судьбы на горе жизни и смерти
Шрифт:
Дядю Джеймса безумно раздражали постоянные огрехи Подкидыша, но он терпел и был доброжелательнее обычного, поскольку понимал и состояние своего нового адъютанта, и то, что притирка – процесс обоюдный. Парень старается, а опыт – что опыт? – опыт придет.
Перед обедом «У Пьера» Дядя Джеймс рассказал Франку о новом деле меньше, чем собирался поначалу, решив уяснить, что там собираются предложить итальянцы. Те – люди серьезные, только чересчур коварные. Дядя Джеймс объяснил Франку, что сицилийцы хотят обсудить территориальные проблемы, поскольку дурные войны всем надоели. Франк весьма ревниво воспринял сообщение Джеймса о контакте с сицилийцами,
– Хрен с ними. На колумбийский проект я готов подписаться. У меня в Майами хорошие парни из кубинцев копытом бьют, новое дело как раз для них. Пять миллионов я тоже наскребу, только задвинем марсельский груз, и я со своей доли рассчитаюсь. Так что выясни все до конца и – вперед. А твой парнишка завтра прибудет, как я понимаю? У нас все готово.
– С Мальком накладки, Франк. Вот какое дело: боюсь, что покойный Червяк сообщил про Швейцарию и нас будут пасти. Никак не могу вспомнить, сболтнул я ему про Гекатора или нет. В Швейцарию сейчас все одно нельзя. Через месячишко я пошлю туда человека, когда все успокоится, но если я проговорился, то Мальку и возвращаться пока не надо, он знает лишнее. Не в службу, а в дружбу: не мог бы ты подержать его в Европе это время, но так, чтобы он не отсвечивал. Делом каким-нибудь займи, а?
– Да можно, в принципе. У нас точку одну расконсервировали под последнюю партию. Там полный интернационал собрался: итальянские ребята (но не эти, а с севера), парочка тайцев – это у нас вроде как обмен заложниками, а толстый Фэт – вообще ваш, местный.
– Вроде вспоминаю его – неприятный тип.
– Какой есть. Мужик надежный, это главное. Так давай я его к ним определю? Будет сидеть безвылазно, внутри?
– Пожалуй. Только поаккуратнее с ним, он парень норовистый. Надо будет объяснить ему, что к чему, но чуть попозже, а пока сказать, чтобы ждал и не дергался и не бузил.
– У Фэта не забалует. А если начнет выступать? Извини, старик, у нас ведь не пансион для трудных подростков?
– По обстоятельствам, – хладнокровно ответил Дядя Джеймс.
– Ну, тогда я сегодня же позвоню. А документы на него?
– В унитаз. Я ведь уже оплатил их?
– Да перестань, какие между нами счеты. Понадобятся – новые сделаем. Читал про Червончика?
– Идет следствие. Комментариев нет. Китайцы виноваты. Обычная ахинея, Франк.
– До тебя не дотянутся?
– Не-е. Последний месяц он же в «карантине» был из-за китайского груза, чтобы лягавые вокруг него не нанюхали чего. Я его и в Европу хотел послать, чтобы отвязались они; кто мог знать, что он сломается?
– Китайцы виноваты, вот пусть ищут китайцев.
– А я о чем. И СБП довольной останется – будет кого депортировать.
– А как ты думаешь, про тебя он многое напел?
– Про меня лично?
– Про дела ваши, про тебя лично.
– Не думаю. Если бы вскрылось все – никакая СБП ему на суде не помогла бы: живо лоб зеленкой бы помазали. Полагаю, он договорился о новых делах стучать, где на нем ответственности бы не было. А для них тоже разница не велика, вновь содеянного хватило бы нам на всю катушку. Кухня известная: меньшими усилиями – тот же результат. Это девиз любого чиновника.
– Да и не только чиновника, Джеймс, любой из нас так же думает.
– Но у них усилия – бумаги, а результат – тоже бумаги. Если на итоговой бумаге написано, что все в порядке, то, значит, так оно и есть. Ты голоден?
– Да не мешало бы.
– Ну так поехали
– Угощаю, угощаю! Ты помощника сменил, я вижу?
– Не говори… Только привыкнешь к чему-нибудь – опять перемены. Арнольд, не спи, морда! Скажи ребятам, чтобы выходили…
Глава 4
Твой лик – в тумане.
Твои лучи бессильны
Приблизить утро.
Радость Гека по поводу неприятностей, сокращавших количество его недругов, оказалась преждевременной: полиция, карабинеры, ажаны, Интерпол – все они равно не терпели и марсельцев, и их конкурентов. В начале октября Гекатор получил полтора года и приступил к отсидке в сицилийской тюрьме. Незадолго до этого его прихватили в Палермо с пакетом…
Разгрузились накануне у побережья Кастелламарского залива, все прошло гладко, тихо. Гек рассчитывал отдохнуть денек, так как с адресом выходила какая-то неувязка и требовалось подождать. Проклятый пакет довел-таки до решетки, хорошо еще, что там была марихуана. Испугался он не сразу: только когда был составлен протокол, а его отвели в камеру-одиночку «на раздумье», только тогда он понял, что отныне даже гипотетической возможности поступать как ему заблагорассудится он лишен…
«На сколько?! Ой, мама, я здесь состарюсь! Сколько здесь дают за это дело? Ежели как у нас…»
Капитан отыскал его только через сутки. Он появился в сопровождении адвоката, который бесплатно вызвался защищать интересы Тони Сордже. И немудрено: его услуги все же оплачивались капитаном и анонимными доброхотами. Адвокат был проверенным человеком – в свое время защищал двоюродного брата Бутеры, владельца бара на рыбном рынке Аквасанта. На процессе в Катандзаро старшего Бутеру пытались превратить в прожженного убийцу, но адвокат честно отрабатывал свои деньги…
Все это Гек узнал много позже, а сейчас он чувствовал поддержку тех, по чьей милости он попался, догадывался, что они испытывают понятные сомнения в его стойкости, способности держать язык за зубами. Но он сразу дал понять адвокату, что никакого отношения к незаконным сделкам не имеет и пакет попал к нему случайно: один американец опаздывал, с его слов, на самолет и попросил передать пакет с фотографиями человеку с такими-то приметами, посулил двадцать долларов, будь они неладны!
Адвокат покривился неуклюжей выходке, но корректировать ничего не стал, только посоветовал линию поведения на суде, которая, по его расчетам, позволит суду быть снисходительным к первому и единственному огреху несчастного полуграмотного паренька. Адвокат имел также поручение припугнуть Тони и таким образом укрепить его в желании молчать, но пренебрег и лишь пообещал Тони всяческую поддержку в тюрьме и на воле. По мальчишке видно было, что тот далек от мысли о предательстве, верит в помощь и будет держаться.
Тем не менее Гек-Тони получил полтора года. Однако он решил молчать и в случае гораздо более жесткого приговора: и выхода не было, и сицилийские порядки, не менее жесткие к предателям, чем у него на родине, были ему известны; в запугивании действительно не было нужды. Он до конца не мог поверить, что его опять лишат свободы, не выпустят из камеры, а заставят томиться в неволе за такой пустяк…
Приговор огорчил Гека: еще полтора года в клетке – это почти полжизни, когда тебе недавно стукнуло семнадцать, из которых четыре и так уже отдано «хозяину». Адвокат поймал его недоумевающий взгляд: