Побег
Шрифт:
Очевидно, выплывшие из аномальной зоны патрульные сразу же задействовали восстановившуюся связь. И известили о случившемся на «Рифте-75» всех, кого только смогли. И кто бы мог подумать, что тюремщикам удастся так быстро найти подмогу! Да еще какую — гораздо лучшую, чем та, на которую они вообще могли рассчитывать.
Разумеется, никто специально не отправил бы ударную авианосную группу подавлять тюремный бунт — иными словами, палить из пушек по воробьям. Просто патрульным несказанно посчастливилось, что в этот момент мимо проплывала военная флотилия, которая не выполняла срочную боевую задачу. И командование которой решило оказать тюремщикам Татакото экстренную помощь, задействовав имеющиеся
Да, стрельба из пушек по воробьям — глупое занятие. Но когда подобное все-таки происходит, участь воробьев при этом становится чертовски незавидной. И от того, что бунтари тоже располагали ракетными установками и зенитными пулеметами, мало что зависело. На войну с настоящим боевым флотом оборона тюрьмы и близко не рассчитана — на любой удар, нанесенный зэками по морпехам, те ответят еще более мощным ударом. Даже без поддержки авиации корабли могут разнести «Рифт-75» в клочья одним дружным залпом своей палубной артиллерии. Конечно, они так не сделают. Моряки наверняка в курсе, что выжившие охранники и обслуживающий персонал все еще находятся на территории тюрьмы. Но что мешает обстреливать ее прицельно, ведь моряков проинструктировали и о том, где укрылись ван Хейс и его люди. И что стены Поднебесья достаточно крепки, чтобы уберечь заложников от грохочущих неподалеку взрывов.
— Сигнальный прожектор! — прокричал кто-то из толпы, указывая на вершину цитадели, и все взоры выбежавших на площадку зэков устремились туда.
Действительно, в одной из обращенных на запад крепостных бойниц что-то сверкало. И уж точно не солнечные блики. Знающий азбуку Морзе Кальтер сразу определил: защитники Поднебесья докладывают экипажу разведывательного вертолета о текущей обстановке. Наверняка их сигналы были видны и в нацеленную на атолл корабельную оптику. В общем, не успели зэки как следует испугаться, а их враги уже все про них знали, даже вопреки тому, что на Татакото отсутствовала радиосвязь.
Среди легионеров и наемников тут же нашлись желающие разбить предательский фонарь выстрелами. Но хозяева цитадели предугадали такую реакцию заключенных на этот раздражитель. И посылали сигналы, не высовывая источник света из бойницы. Никому из стрелков не удалось добить до него, и все их пули были истрачены напрасно.
Боясь угодить под обстрел, пилоты также не стали подлетать слишком близко к цели. И, описав на безопасном от нее расстоянии два круга, взяли обратный курс на авианосец. Многим головорезам Рошона — именно его люди дежурили на огневых точках периметра — хотелось бы послать вдогонку вертолету ракету. Но полковник не отдал такой приказ. Ракетный боезапас на «Рифте-75» был ограничен, и распоряжаться им следовало с умом. Тем более что скоро у местных ракетчиков не будет недостатка в целях.
Вопрос лишь в том, есть ли вообще смысл сопротивляться, когда исход этого сражения был очевиден всем без исключения и по ту линию фронта, и по эту.
Авианосец находился километрах в десяти от атолла. Но когда на нем тоже замигал сигнальный прожектор, его заметили все, даже несмотря на то, что уже взошло солнце.
Среди зэков Кальтер был не один, кто знал азбуку Морзе. В толпе хватало переводчиков, озвучивающих поступающую от моряков информацию. Сразу же выяснилось, что их световое послание адресовано не ван Хейсу, а зэкам. Которым, как впрочем и ожидалось, не сообщили ничего оригинального: велели прекратить бесчинства, разойтись по камерам и ожидать прибытия в тюрьму миротворцев. Всем, кто отказывался подчиниться этим требованиям, было обещано неизбежное знакомство с кузькиной матерью и прочие неприятности. Вплоть до расстрела на месте за оказание вооруженного сопротивления.
Реакция
Само собой, никто даже не заикался о выполнении их требований. Пока не заикался. Однако то ли еще будет, когда морская пехота нагрянет в тюрьму под прикрытием авиации и корабельных пушек. Сейчас Одеяла и Гуси могли храбриться сколько угодно, но много ли останется в них той храбрости спустя пару часов?
— Ну вот и все! — Скарабей обреченно вздохнул и развел руками. Он, так же как сам Кальтер, не горел желанием устроить миротворцам горячий прием. — Интригующее начало, куча светлых надежд и в итоге — самый бездарный конец из всех возможных… Что ж, полагаю, настало время нам вернуться в камеру и забиться под нары, если мы хотим дожить до сегодняшнего вечера. Я, конечно, был не прочь ползать с тобой по темным закоулкам и нападать исподтишка на всяких ублюдков, но для такой войны, брат, у меня кишка тонка, уж извини.
— Кто сказал, что нам с тобой надо непременно в ней участвовать? — заметил Кальтер.
— А кто нас будет об этом спрашивать? Ты разве не в курсе: любой зэк, не вернувшийся в камеру, будет объявлен мишенью. На которой морпехи с радостью поупражняются в стрельбе. Не знаю, как ты, а я не намерен способствовать повышению их стрелкового мастерства…
— Погоди-ка! Видишь того парня? — вдруг перебил его Кальтер.
Он указал на рослого Дикого Гуся, который торопливо приближался к Штернхейму, чья трофейная шляпа позволяла быстро отыскать его в разношерстной толпе. Толпа была не слишком плотной, и наемник мог двигаться сквозь нее практически бегом. Чем он, собственно, и привлек к себе внимание Обрубка. В то время как прочие зэки продолжали топтаться на месте и выплескивали гнев, потрясая оружием и показывая в сторону авианосца неприличные жесты.
— Это случайно не Микки Громоотвод? Ну, тот чокнутый тип с ожерельем из отрезанных ушей, которого Отто оставил караулить вход в цитадель? — спросил Харви, приглядываясь.
— Он самый, — подтвердил Обрубок. — И, похоже, у него есть для босса важные новости. Настолько важные, что Громоотвод даже не притормозил, чтобы поглазеть на авианосец, который он наверняка заметил… А что может быть сейчас для Диких Гусей важнее проклятого авианосца?
— Ты намекаешь на то, что…
— Я не намекаю. Я почти уверен, что Ковач все же сделал свое грязное дело. Моряки спутали карты не только всем нам, но и ему. Поэтому когда еще, если не сейчас, Ковачу подчищать за собой улики?.. Ну так что — ты возвращаешься в камеру и забиваешься под нары или идешь со мной и Рамосом попытать счастье в Поднебесье?
— Что-то мне снова расхотелось обратно в камеру, — смущенно покряхтев, сознался Багнер. — К тому же я забыл: там ведь теперь благодаря тебе нет света. Да и лечь не на что — Факельщики наверняка спалили на костре все наши матрасы.
— Матрас тебе в цитадели не обещаю, зато света там — хоть отбавляй, — сказал Кальтер. — И света, и тепла, и прочих радостей. Да и здесь вскоре будет не хуже. Сдается мне, Рошон все-таки решил драться, раз легионеры закопошились возле ракетных установок. Что ж, безумству храбрых поем мы песню. Пускай воюют с авианосцами, если хотят. А мы не такие гордые и отважные — нам и нашей маленькой войнушки вполне хватит…