Побег

Кэмпбелл Нения

Мекоцци предоставили ей шерстяное платье того же угольно-черного оттенка, что и рубашка, и жакет Луки, а также черные леггинсы и высокие ботинки.

— Тебе повезло, что мы не одели тебя в оранжевое, — сказал он с придыханием.

Вэл не могла не заметить отсутствие пальто.

— Закончила? — спросил он, когда она зашнуровала последний ботинок. — Хорошо.

Лука вывел ее за дверь, предоставив Вэл возможность мельком взглянуть на место, где вырос Гэвин. Она почти ничего не видела, ошеломленная, когда проходила через дом вместе с Селестой.

Теперь, в мягком свете раннего утра, она заметила, что все вокруг, казалось, не столько приходит в упадок, сколько погружается в него. Краска полосами облупилась с обшивки стен. Некоторые окна потрескались или помутнели. На потолках часто встречались разводы от воды.

— Твой дом гниет, — сказал Вэл. — Как труп.

— Такие вещи стоят дороже в том виде, в котором они есть, — бесстрастно заметил он.

— С плесенью?

— С историей, — поправил ее Лука.

На стенах висели портреты, чего она никак не ожидала. Портреты предполагали дружную, любящую семью — ее собственный дом представлял собой практически святыню для нее или был таковым, но эта семья совсем не напоминала семью Вэл. Несмотря на это, кто-то постарался сфотографировать и запечатлеть их детство.

Вэл с трудом различала некоторых из них. Лука и Селеста в детстве были такими же белокурыми, как и другие их братья и сестры, но Гэвин с его черными волосами выделялся на фоне остальных, как ворон среди голубей.

Одна фотография заставила ее остановиться на месте. На снимке он вместе со своими братьями и сестрами позировал на поле, которое она видела раньше, спиной к зловещему лесу. Гэвину, должно быть, около четырнадцати лет. Анна-Мария и Лука стояли по обе стороны от него, а трое младших — Дориан и Селеста, больше похожие на близнецов, — с андрогинной детской красотой и Леона стояли на коленях впереди, светловолосые и широкоглазые.

— Давно это было. Мы собирались на охоту, собственно.

Кончики пальцев Вэл гудели. Она присмотрелась.

— На охоту?

— Гэвин увлекался стрельбой из лука, — пояснил Лука, как раз, когда она заметила лук. — Он был хорошим стрелком, пока не бросил это занятие. Даже лучше, чем я. Он мог попасть оленю прямо в глаз.

— О, — воскликнула Вэл, чувствуя, что ее вот-вот стошнит. — Это чудовищно.

— Правда? Я полагаю, это зависит от того, с какого конца оружия ты находишься.

Лука подтолкнул ее вперед, еще по нескольким коридорам. Она больше не смотрела на картины, пока не добралась до кухни, где это оказалось неизбежным. Там было всего две стены. В одной располагалось окно, выходящее на мертвый сад с ящиком для растений, наполненным травами, которые в основном тоже были мертвы. На другой висела картина, копия известной работы, которую она узнала: олень с лицом женщины, пронзенный множеством стрел.

«Я побывала в этой комнате прошлой ночью, — подумала Вэл. — Когда выходила в сад. Раньше этой картины здесь не висело. Я бы увидела ее; она бы напугала меня в темноте».

Это значит… они повесили ее только сегодня

утром.

Для нее.

Братья и сестры Гэвина сидели за столом. Анна-Мария была одета в твидовый жилет угольного цвета поверх белой рубашки, застегнутой до горла. Красный галстук оттенка свернувшейся крови повязан узлом у горла. Пиджак искусно накинут на плечи, а пара черных кожаных перчаток сложена на столе перед ней.

Селеста в черном костюме с юбкой и клетчатой блузке. Она оставила горло открытым, и на ней болталась нитка крупного жемчуга, слишком вульгарного, чтобы быть не настоящим. Рядом с ней стояла Леона, одетая в кремовую версию наряда Анны-Марии, с бежевой блузкой и черным галстуком. Дориан соответствовал Леоне в хаки и бежевом. Он взглянул на Вэл.

— Почетная гостья, — проговорил он. — Мы все умирали от желания познакомиться с тобой.

«Нет, — подумала Вэл, обезумев от паники. — Это мне предстоит умереть». Ей хотелось закричать, но им это наверняка понравилось бы. Хорошая прелюдия к охоте.

— В чем дело? — спросил Дориан. — Ты такая тихая. У тебя нашлось, что сказать мне в ресторане. Возможно, ты захочешь повторить то, что говорила моей семье.

— Она не хочет говорить, потому что она трусиха, — заявила Анна-Мария.

— Она напугана. — Лука подтолкнул ее к стулу. — Как и положено.

Вэл настороженно посмотрела налево. Лука усадил ее рядом с Селестой. Та улыбнулась ей.

— Ты носила это раньше?

Она указала вилкой на ожерелье Гэвина.

Вэл резко схватилась за горло. Дориан взглянул на нее. Анна-Мария не переставала смотреть. Ее лицо раскраснелось.

— Я… — Она колебалась. — Я нашла его.

— Ты хочешь сказать, украла. — Анна-Мария оскалилась. — Ожерелья, жизни… Может, нам стоит следить и за серебром, Валериэн? Ты ведь знаешь, как наказывают воров? Им отрубают руки.

— Это Гэвина, — сказала Селеста.

Вэл застыла на своем месте.

— Я могу это подтвердить, — озорно добавила Селеста.

— Заткнись, Селеста, — приказала Анна-Мария. — А ты — отдай это мне.

— О, пусть носит, — вмешался Лука. — Мы сможем забрать его, когда убьем ее.

Селеста обменялась взглядом с Леоной, стоявшей по другую сторону от нее. Затем они вдвоем, почти как одна, повернулись и уставились на Вэл. Это выглядело… жутко.

Вэл смотрела на стол, едва осмеливаясь дышать.

Действительно жутко.

Ее ладони вспотели, и она вытерла их о колючее платье. Картина раненой женщины-оленихи маячила у нее за спиной, но, подобно статуям, которые она могла видеть сквозь шторки кухонного окна, она отказывалась на нее смотреть.

Анна-Мария сделала глоток кофе, не сводя глаз с Вэл.

— Где вы познакомились с моим братом?

— В школе, — тихо ответила Вэл, хотя, конечно, та уже знала это.

— Как мило. Роман на школьном дворе. И как же ты привлекла его внимание? Полагаю, ты должна была использовать свои женские уловки, но, похоже, ты ими не обладаешь.