Побег
Шрифт:
Мередит вздрогнула.
— Ты дура, только если останешься с ним.
«Пошла ты, Мередит». Гнев оказался неожиданно диким. Вэл задумалась, откуда он исходит и почему ей вдруг стало трудно дышать.
— Ты должна была дать мне позвонить в полицию, — заявила ее соседка. — Еще не поздно.
— Позвони, — холодно сказала Вэл. — Прямо сейчас, если хочешь. Я ухожу.
Она чувствовала взгляд Мередит на своей спине, когда оставляла ключ от своей комнаты на стойке, жонглировала своими шуршащими рогожевыми пакетами, когда открывала дверь и уходила.
Дура,
Может быть, потому, что это оказалось слишком близко к голосу в ее собственной голове.
***
В некотором смысле, это действительно оказалось проще. Быть его. Он требовал от нее много, но никогда не больше чем она могла дать. Хотя это делало все еще хуже. Заставляло Вэл чувствовать себя соучастницей, как будто она стала его сообщницей. Маленькая шлюха серийного убийцы.
Вэл полагала, что так оно и есть: и соучастница, и сообщница. Она знала, если не все места, где были закопаны тела, то кто и зачем их закопал. Она могла бы сдать его. Иногда она думала об этом, как думают о смерти: абстрактно, осознавая возможность наступления события, но не желая прибегать к помощи властей.
Она устала убегать и чувствовать себя измотанной. Паранойя, дикая потребность постоянно оглядываться через плечо — все это наконец ушло.
Гэвин мог держать ее на поводке, но он был длинным и метафорическим. Если бы она убежала, он бы нашел ее. Он сказал ей, что найдет, и она поверила. Днем она могла делать все, что хотела, что было легко, поскольку Вэл никогда собственно ничего и не хотела, но ночи принадлежали ему.
Иногда она выходила на улицу, чтобы доказать себе, что еще может, и удивлялась тому, что мир безмятежно продолжает жить, как будто все несчастья, скрывающиеся под сияющей, сверкающей поверхностью, просто не могут существовать, пока нет солнца.
Но они могут, думала Вэл. На самом деле, на свету все гораздо хуже.
Все намного неотвратимее.
***
Она оставила себе телефон. Гэвин не хотел, но она настояла. Это номер был у ее родителей, тот, которым, как они ожидали, она будет пользоваться. Они все еще думали, что она живет в Сан-Франциско, и Вэл еще не придумала, как сказать им обратное.
После того тревожного звонка мать настаивала на встрече с ней, говорила, что хочет «навестить», хотя Вэл знала, что на самом деле она хочет проверить, как у нее дела.
— Я в гостях у друзей, — солгала она. — Но, может быть, ты сможешь приехать сюда?
— Я могу подождать, пока ты вернешься. Когда это будет?
— Эм, я не знаю, — снова солгала Вэл. — Мы снимаем дом — «ложь» — но у меня много свободного времени, и на улице хорошо, так что, может быть, ты просто навестишь меня здесь.
— Вэл, — проговорила ее мать, и она вздрогнула от этого тона. — У тебя проблемы?
«Почему все продолжают спрашивать меня об этом? Они что, видят это на моем гребаном лице?»
— Я… —
— Хорошо, — проговорила ее мать миролюбиво, но вместе с тем как-то настороженно. — Я приеду туда.
Вэл положила трубку, бросив еще один затравленный взгляд на наблюдающего за ней Гэвина.
— Тебе что-то не нравится? — огрызнулась она, вздрогнув, когда он опустил нож на луковицу.
— Вовсе нет, — сказал он, и в результате еще одной серии быстрых движений лук превратился в груду кубиков. — Ты обязательно должна встретиться с ней. Уверен, твоя мать очень беспокоится о тебе.
Вэл сложила руки на груди, сжав крепче телефон.
— Правда?
— О да. Она всегда была… оберегающей, когда речь заходила о тебе. — В его голосе прозвучал намек на иронию. Миссис Кимбл как раз и послужила причиной того, что он чуть не угодил в тюрьму. — Да, я думаю, тебе стоит развеять ее опасения.
Вэл почувствовала, что не может дышать.
— Ты не… не причинишь ей вреда.
— Люди могут быть такими неразумными, когда напуганы. — Кубики отправились в кастрюлю. — Я просто думаю, что будет лучше, если ты скажешь своей матери, что ей не о чем беспокоиться. — Он посмотрел на нее. — Пока ты со мной, иди сюда — я хочу, чтобы ты попробовала это.
Она позволила ему поднести ложку к ее рту. На вкус это походило на пепел. Так было всегда.
Вэл сказала ему об этом, и он сухо улыбнулся.
— Тогда нужно больше соли.
— Не трогай мою маму.
— Вэл, — укоризненно проговорил он.
— Я серьезно. Держись от нее подальше.
— М-м, мне не хватало этой твоей стороны. — Рукой, не держащей половник, Гэвин поймал ее за талию. — Яростная, защищающая Вэл, горящая праведным огнем.
— Я серьезно, — сказала она, отворачиваясь. — Я прошу тебя.
— Тогда будь хорошей девочкой и защити ее, — прошептал он. — Ты знаешь, как.
***
Вэл встретилась с матерью в небольшом винном баре в центре города. Она бывала в нем раньше и знала, что там хорошо. Ее отец не смог приехать: у него на работе появилось что-то, от чего он не счел возможным отказаться. Она надеялась, что это правда. В глубине души она беспокоилась, что это потому, что отец на самом деле не хочет ее видеть.
Что ему стыдно.
Ее мать, казалось, постарела лет на десять с тех пор, как Вэл видела ее в последний раз. Ее светлые волосы, собранные в хвост, поредели и покрылись сединой. Она надела свободный свитер, который казался мягким, и Вэл пришлось постараться, чтобы не вздрогнуть, когда мать обняла ее.
— Ты обрезала волосы, — заметила мать, когда Вэл отстранилась.
— Обрезала.
— Выглядит мило. — Ее мать улыбнулась. — Я рада, что они снова стали рыжим. Я всегда думала, что у тебя самые красивые волосы. У тебя были рыжие кудряшки, даже когда ты была маленькой.