Побег
Шрифт:
Вдруг Зимка поняла, что он это уже решил.
Пыталась Зимка возразить, но наспех не могла придумать даже пустого замечания. И что ей помогло, наконец, собраться с духом, так это привычка лгать.
— Ты святой человек, Юлий! — воскликнула она со всем пылом искреннего испуга. — Чудный, чудный, необыкновенный человек!
С неловким смешком Юлий пожал плечами, не особенно как будто польщенный.
— Ты святой человек! — настаивала Зимка, в лихорадочном вдохновении не совсем даже понимая, куда ее несет. — Ты не знаешь людей!
Когда жена упорно называет мужа святым человеком, это верный признак, что она готова ему изменить и, скорее всего, уже изменила. Супружеского опыта Юлию, может быть, и не хватало, но, чтобы почувствовать себя неуютно в таком положении, достаточно ведь простого здравого смысла, который сродни скромности. Он поскучнел, тяжело привалившись на стол.
— Ты сердишься! — заметила Зимка, выказывая больше наблюдательности, чем ума. Остановившись в двух шагах, она подергивала холодный изумруд на груди. — Ты сердишься на меня за Дивея, я знаю! А его и не так надо было наказать! Он гадкий! Двуличный! Он за мною ухаживает.
— Это не преступление, — медленно проговорил Юлий.
— Вот как! А если я скажу, что он меня целовал?
Юлий вскинул глаза, и взгляд этот, долгий и пристальный, заставил Зимку поправиться:
— Пытался поцеловать.
Но он и после этого ничего не сказал. И Зимка уверилась, что уязвила Юлия, вышибив из его головы премудрые рацеи. Он мучался, как любой портняжный подмастерье, обиженный своей девчонкой. Ничего святого там уж, во всяком случае, не наблюдалось.
— Он ко мне пристает, — добавила Зимка расхожее словечко своей богатой событиями юности.
— А если любит? — тихо сказал Юлий.
На это Зимка лишь хмыкнула.
— Можно ведь сделать так, — трудно продолжал Юлий, — чтобы без грубости объяснить и… и… не оскорбляя. Когда человек любит… ему тяжело. Мне кажется, ты должна извиниться перед Дивеем.
— Ты это говоришь? — воскликнула Зимка. — Это ты говоришь? Да ты должен был стереть соперника в порошок!
— Хорошо, — вздохнул Юлий и бессмысленно подвинул по столу бумаги, — тогда извинюсь я.
— Как хочешь, — надменно обронила она, ощущая неприятное сердцебиение.
Но слова уже обесценились, и Зимка отлично это понимала. Она молчала, когда Юлий выглянул в сени и, наткнувшись у входа на Лизавету, сказал ей с пугающей мрачностью:
— Гляньте начальника караула, Лиза. Пусть разыщет окольничего Дивея. Да. Пусть приведет. Сейчас же, — заключил он и хотя заметил особенную бледность девушки, безжизненно ему внимавшей, не нашел сил обеспокоиться еще и этим.
Государь вернулся в библиотеку, а Лизавета, не ответив что-то спросившей у нее подруге, прошла в коридор и здесь ослабела…
— Государь! — воскликнула она с порога. — Государь, я жду ребенка!
Лжезолотинка кинула быстрый взгляд на Юлия — вопросительный.
— Чего же лучше, — пробормотал тот.
— Мы назначены друг другу судьбой! — Лизавета сделала несколько шагов и опустилась на колени. — Простите его ради нашей любви, государь!
— Прощаю, — невольно улыбнулся Юлий. — Кого?
— Он и сейчас у меня, я укрыла его, опасаясь вашего гнева. Простите Дивея, государь, мы готовы умереть друг за друга!
— Вот как… — протянул Юлий, оглянувшись на Золотинку. Она застыла, прикусив губу. — Ты уверена в чувствах Дивея?
— Уверена ли я? — Лизавета озиралась, не зная, кого призвать в свидетели. — Это самый нежный и преданный влюбленный! Скорее небо разверзнется и высохнет море…
— Я очень рад. Оставим море в покое, — рассудительно сказал Юлий, опять покосившись на Золотинку.
Перебирая золотую подвеску, она поднялась рукой под горло и остановилась — иначе ей пришлось бы душить себя. Обычный ее румянец обрел багровые тона и расползался пятнами.
Лизавета же по-прежнему стояла на коленях. Она не сознавала свое молитвенное положение.
— Никто, насколько я знаю, никогда и не помышлял препятствовать вашей свадьбе, — заметил Юлий, наклоняясь к Лизавете. Он принял ее под мышки и, ничего не сказав, подтянул, чтобы поставить на ноги. Она не сопротивлялась, но и не помогала ему, тяжело обвиснув; так что Юлий хорошенько крякнул, прежде чем возвратил девушке стоячее положение. — Очень рад вашему счастью. Позовите теперь Дивея, если вы и вправду схоронили его у себя под кроватью.
Успех слишком быстрый и легкий смущал готовое к самопожертвованию сердце. Девушка колебалась, поглядывая на государей, но ничего не успела высказать — все оглянулись. На пороге обнаружился долговязый придворный в желто-зеленом наряде.
— Простите, государь! — запнулся он, уловив нечто неподобающее во взаимном расположении персон. — Простите, глашатай только что привел человека, который имеет сообщить нечто важное о досточтимом Поплеве. И принес э… другого человека, на мой взгляд, совершенно мертвого.
— Как это мертвого?! — выпалила Лжезолотинка, в памяти которой возник обреченный на смерть Ананья.
— Простите! — пролепетал придворный. — То есть, если сказать точнее, фигурально выражаясь, мертвое тело неживого человека.
— Кто его принес? Приведите сюда немедленно! — громко сказала Лжезолотинка, скрывая гневливым голосом радость. Она и сама двинулась было вслед за придворным, но одумалась, не вовсе еще успокоенная насчет Лизаветы, от которой можно было ожидать новых сумасбродств.