Побежденное одиночество

Вудс Шерил

Но, к своему удивлению, больше всего внимания он обратил на то, как вытертые джинсы обтягивают ее стройные бедра. Он мог бы физически почувствовать, как приятно будет обнять ее округлую попку и прижать ее мягкую плоть к своим мускулам. Беспокоящее осознание ее женской сути, а не просто как коллеги его брата, пронзило Коула насквозь и отдалось поразительным напряжением в животе. Словно кровь со свистом и гулом ворвалась в свои русла… Это было давно забытое ощущение, и оно вернулось в тот момент, когда он меньше всего ожидал этого, именно тогда, когда он

уже начал привыкать к своей размеренной холостяцкой жизни.

Позволить влечению вновь пробудиться при виде женщины, которая, вероятно, была точной копией Натали – амбициозной, эгоистичной и очаровательной?! Хотя он был вынужден признать, что в тот момент Эшли Эймс выглядела далеко не очаровательно. Она выглядела так, как будто провела десять тяжелых решающих раундов с боксером-профессионалом.

– Слава Богу… – пробормотала она с искренним вздохом облегчения, и Коул никогда еще в своей жизни не чувствовал себя так высоко оцененным, хотя какой-то крохотный участок его мозга отметил тот факт, что на него смотрели скорее как на спасательный круг, чем как на долгожданного мужчину-спутника. Так как он был едва знаком с этой женщиной, он вскользь удивился тому, что эта мысль так задела его, однако был слишком усталым, чтобы останавливаться на ней.

…Он провел все выходные с этим чертовым компьютером, пытаясь выяснить, где был изъян в программе. Когда он прибыл в Сан-Диего, компьютер обиженно зашипел на него, выдал по команде платежные поручения компании, но наотрез отказался намекнуть, почему он не сделал этого, прежде чем Коул добрался до него. Иногда, когда Коул бывал в особенном настроении, он думал, что, может быть, этой чертовой штуке просто стало одиноко и она делала все назло. Почти как Кельвин, который сейчас барахтался у него на руках и требовал, чтобы его опустили на пол.

Коул отпустил его и, не ожидая приглашения, последовал за ним в квартиру, где сел в первое попавшееся кресло, которое оказалось старомодным, слишком большим и обитым ситцем – очевидно, выбранным скорее для удобства, чем для шика. Это был еще один момент, который сильно изменил его первую оценку Эшли. Мимоходом он отметил кипу сценариев на видавшем виды письменном столе рядом со стулом и представил Эшли удобно устроившейся здесь, читающей материалы, делающей все, что положено делать режиссеру…

Он никогда не понимал до конца технологии работы, которой занимался его младший брат. Она была так же загадочна для него, как начинка компьютера для других людей. Но когда Рори сказал, что Кельвин будет хорошо смотреться перед камерой, Коул согласился. Ребенок снимался только в том, что делал его дядя, и Коул с самого начала решил, что съемки будут продолжаться только до тех пор, пока Кельвин сам этого хочет. Если он подымет шум, то на этом все и закончится.

До последнего времени Кельвин, казалось, смотрел на съемку как на забаву, которой лишены остальные дети, да и Коул был вынужден признать, что из-за съемок Рори уделял ему намного больше внимания, чем могла бы позволить

ему его профессия. Он надеялся, что это внимание сможет в некоторой степени восполнить Кельвину потерю матери, покинувшей его \ в поисках собственного счастья, не обремененного родительскими и семейными обязанностями…

Его взгляд остановился на веселящемся сыне, который жизнерадостно скакал на софе вверх-вниз.

– Кельвин!

Ребенок сразу же уселся, засунув большой палец в рот. Коул отметил, что на лице Эшли появилось выражение любопытства.

– Как вы добились этого? – ревниво спросила она.

– Он знает, что нельзя прыгать на мебели.

– Вот как?

Коул почувствовал печаль в ее голосе и непроизвольно улыбнулся.

– Я понял, что он решил не показывать вам это.

– Вообще-то он успел убедить меня в том, что его тренировали для разрушения.

Коул моргнул.

– Настолько плохо, да? Простите… А как он вообще оказался здесь?

– Я рада, что вы это спросили, – ее тон стал резче и глаза засверкали от сдерживаемой ярости. Взгляд стал похожим на солнечный луч, упавший на серебряную поверхность замерзшей реки.

– Ваш ненавистный брат…

– И что же он сделал?

– Оказалось, что у него была предварительная договоренность на эти выходные.

– На выходные? Вы имеете в виду, что Кельвин у вас с пятницы?

– Да, – она подтвердила это слово тяжким вздохом. – Каждую минуту. Почти сорок долгих утомительных часов. Мне приходилось бывать на съемках в глуши, длившихся месяцами, но казавшихся тем не менее короче.

– Черт бы его побрал… – с чувством пробормотал Коул. – Где была его голова? Ему следовало отменить поездку или сообщить мне, чтобы я вернулся сюда. Ему нельзя было просто уезжать и оставлять с вами ребенка, которого вы даже не знаете!

– Я тоже так думаю, – согласилась Эшли. – К сожалению, он считал, что его планы невозможно отложить.

– Почему?

– Он улетал в Нью-Йорк, чтобы жениться.

– Чтобы… что? – глаза Коула широко раскрылись от изумления. Он, конечно, мог бы и не быть самым наблюдательным человеком в мире, но, без сомнения, узнал бы, если бы его брат надумал жениться.

– Я даже не знал, что он встречается с кем-то регулярно. Он, правда, упоминал какую-то женщину… как бишь ее зовут?

– Лаура, – пришла на помощь Эшли.

—Да, верно. Он довольно часто упоминал это имя в последнее время, но я не думал, что там что-то серьезное.

– Может быть, прикинув перспективы на выходные, он посчитал это более спокойным занятием, чем присматривать за Кельвином, – предположила Эшли. Хотя ее тон и был язвительным, она тем не менее не воспрепятствовала Кельвину забраться к ней на колени и начать вырывать и раскидывать по полу страницы журнала. Зная, на что способен Кельвин, когда он хочет проверить терпение взрослых, Коул стал подозревать, что Эшли считала уже порчу журналов чуть ли не приятным занятием.